Особое мнение

Сукачев Вячеслав Викторович

Петр Бармин основательно перепугался. Он и вообще-то робел перед женщинами, а перед плачущими женщинами — терялся совершенно.

— Успокойтесь, прошу вас, — неприязнь к Зинаиде Степановне смешалась с жалостью, — выпейте воды. Успокойтесь. Это ни к чему.

— У нас и так-то жизнь не складывается, а тут еще эта сопля. — Зинаида Степановна всхлипывала, громко сморкалась в платок, но постепенно успокаивалась, и Петр Бармин счел возможным сказать, что он опаздывает на собрание.

— А как же с ней? — встревоженно спросила женщина.

—

С кем? — наивно переспросил Бармин.

— Ну, с вашей дружинницей. — Слезы Зинаиды Степановны мгновенно просохли, и лишь кончик носа был как-то странно красен. — Настей Зубовой?

— Мы проведем беседу, — не совсем уверенно начал Петр Бармин, — не беспокойтесь, дела этого так не оставим. Поручим комитету комсомола…

Зинаида Степановна уловила эту неуверенность, нахмурилась и, поднимаясь с кресла, решительно заявила:

— Я еще раз предупреждаю, не примете серьезных мер — буду жаловаться в горком партии. До свидания.

— До свидания, — растерянно пробормотал Петр Бармин, наблюдая за тем, как стремительно пересекла его кабинет высокая женщина в сиреневом платье, и почему-то думая о том, что ужасно глупо надевать на себя сиреневые одежды. И еще Бармин думал о том, что женщина в таком платье непременно дойдет до райкома партии, дойдет до крайкома, а то и ЦК, только бы спасти для себя мужа.

Настю Зубову он помнил смутно. Брюнетка, невысокого росточка, глаза черные, очень живые. Пожалуй, более всего, они и запомнились — черные глаза. В общем-то совсем еще девчушка, кажется, из деревни. Кой черт дался ей этот… Кудрявцев? Что за глупая история? Надо было подробнее расспросить эту сиреневую женщину, узнать, какие у нее доказательства. Какой-то там адрес… Зачем?

Петр Бармин расстроился. Он был почти уверен, что ничего серьезного, в этой истории нет, что здесь гораздо больше фантазии ревнивой жены, чем вины ее мужа и Насти Зубовой. Однако какие-то меры принимать надо было, и он пригласил Настю Зубову для беседы на десять часов утра следующего дня.

Петр Бармин любил сидеть за своим письменным столом: этакая двухтумбовая громадина, занимающая чуть ли не половину его кабинета. Настольная лампа, календарь, графин с водой и стакан, на черном коленкоре белая стопка бумаги и авторучка — больше на столе ничего не было. И именно отсутствие лишних вещей на столе Петр Бармин более всего почитал.

Когда, предварительно постучавшись, вошла Настя Зубова, Бармин отложил авторучку и по возможности приветливее пригласил ее сесть. Настя неловко, бочком как-то, присела на стул, поправила платье на коленях и вопросительно посмотрела на него. А Петр Бармин не знал, с чего начинать разговор, и это его слегка раздражало. Он задал ей несколько необязательных вопросов типа: «Как вы учитесь?», «Нравится вам будущая специальность?», и получил такие же необязательные ответы. Разговора не получалось, и Бармин резко сократил вступление.

— Скажите, Настя, э-э-э, вы знаете Кудрявцева?

Нет, этого вопроса она от него не ожидала. Бармин видел, как Настя вздрогнула и густо покраснела. И сразу же вызрела уверенность, что сиреневая женщина приходила не зря. Это маленькое открытие было почти неприятно Бармину, так как он до последней минуты надеялся, что визит сиреневой женщины — досадное недоразумение. Теперь же надеяться на это уже не приходилось.

— Так знаете или нет? — чуть построже повторил вопрос Бармин.

— Да, — тихо ответила Настя, не поднимая головы и не вкладывая в это «да» почти никакой интонации.

— И давно вы знакомы?

— Нет.

— А точнее?

— …

— Когда вы познакомились?

— …

— Вы что же, не хотите мне отвечать? — Бармин чувствовал себя скверно. К таким разговорам он еще не привык и хотел закончить его как можно быстрее.

— Зачем вы меня об этом спрашиваете? — Настя подняла голову и посмотрела Бармину прямо в глаза. Вопрос этот его возмутил. Возмутила и прямота Настиного взгляда.

— А затем, Зубова, — твердо ответил Петр Бармин, — что вчера ко мне приходила жена Кудрявцева. Теперь вы понимаете — зачем?

— Нет.

Он растерялся. Он не ожидал такого ответа. И он опять не знал, как вести разговор дальше.

— Она сказала, что вы, Зубова, отбиваете у нее мужа.

— …

— Это правда?

— Не знаю, — бесцветным голосом ответила Настя.

— Да вы понимаете, что творите?! — взорвался наконец Бармин. — Вы, студентка нашего института, разбиваете семью! Вы что же, не понимаете этого?

— …

— Не понимаете?

Настя поднялась, как-то странно посмотрела на него и вышла из кабинета.

— Вернитесь! — Бармин прокричал, когда дверь уже закрылась за ней.

Через неделю было общее комсомольское собрание института. Петр Бармин выступал, говорил горячо и гневно. Говорил долго и искренне. Он понимал, что урок Насти Зубовой должен послужить добру, должен предупредить, предостеречь других от опрометчивых поступков. В первом ряду сидела женщина в сиреневом платье и с благодарностью смотрела на него.

Общее собрание большинством голосов решило: за аморальное поведение Настю Зубову из института исключить…

5

У кинотеатра они разделились на три группы, и каждая из групп пошла своим маршрутом. Настя Зубова и Вера Леднева направились к Амурскому бульвару. Вечер еще только начинался: солнце красно багровело над сопками, на улицах было шумно и многолюдно, хлопали двери магазинов, взвизгивали тормозные колодки автомашин, воздух пах бензином и остывающим к вечеру асфальтом. Именно в эти часы вспоминался Насте дом, река, подвесной мост, горы, тайга, все, что с детства окружало ее. Вспоминалась отцовская пасека, деловитое гудение пчел, сам отец с дымокуром в руках, липовая роща и еще тысяча самых различных мелочей, которые она раньше умудрялась не замечать.