Особое мясо
Шрифт:
Он подходит к смотровой площадке над заглубленным вольером для львов. Садится на каменные перила. Достает сигарету, закуривает. Смотрит на пустой вольер.
Он помнит, как отец привел его сюда. Отец, не знавший, что делать с этим ребенком — который не плакал и ничего не говорил с тех пор, как умерла его мать. Сестра была тогда еще младенцем. Забота о ней легла на плечи нанятых нянек, и она еще совершенно не понимала, что произошло.
Отец водил его в кино, в центр города, в цирк — куда угодно, лишь бы подальше от дома, подальше от фотографий улыбающейся мамы с дипломом архитектора в руках, от ее одежды, по-прежнему висевшей на вешалках, от репродукции Шагала, которую мама сама выбрала, чтобы повесить над кроватью. Вид на Париж из окна: кот с человеческим лицом, человек, летящий на каком-то треугольном парашюте, окно с цветным витражом, едва заметная пара в тени и мужчина — с двумя лицами и сердцем в руке. Все персонажи предельно серьезны, но вся картина в целом отображает безумие этого мира, то безумие, которое может быть веселым и улыбчивым — и беспощадным. Сейчас эта картина висит в его спальне.
В зоопарке полно народу: люди приходят сюда семьями. Яблоки в карамели, сахарная вата — розовая, желтая, голубая, — смех, шарики, мягкие игрушки — кенгуру, киты, медвежата. Отец то и дело восклицает: «Маркос, гляди — обезьянка саймири! Смотри — коралловая змея! Маркос, смотри, смотри — тигр!» Он молча смотрел туда, куда показывал отец, потому что чувствовал, что тому не хватает слов, настоящих слов, а то, что он говорит, просто заполняет пустоту. Еще не осознавая, он предчувствовал, что этим словам суждено затихнуть, что гонкая прозрачная ниточка, на которую они нанизывались одно за другим, оборвется так скоро.
Они подошли к смотровой площадке над львиным вольером, и отец замолчал. Львицы лениво развалились на солнце. Льва не было видно. Кто-то бросил львицам сухарик. Они даже не пошевелились. Он вдруг осознал, как далеко от него звери, и почувствовал, что больше всего на свете хочет спрыгнуть в эту яму, подойти к львицам, лечь между ними и уснуть. Еще ему хотелось их погладить. Другие дети кричали, пытались рычать и реветь по-львиному. Народу становилось все больше, люди толкали друг друга, извинялись, просили подвинуться и дать возможность заглянуть в вольер. И вдруг все замолчали. Откуда-то из тени, из укрытия в виде пещеры на площадку медленно вышел лев. «Папа, лев! Там лев! Видишь?» А отец стоял, опустив голову, почти затертый окружившими его людьми. Нет, он не плакал, но в его глазах застыли слезы, сдерживаемые теми самыми словами, которых он не мог произнести.
Сигарета докурена. Он отбрасывает окурок в вольер, встает и идет обратно.
Руки в карманы, он быстро шагает к машине. Откуда-то доносится звериный вой. Он прислушивается. Это где-то далеко. Он останавливается и оглядываетя вокруг, словно надеясь что-то увидеть.
Вот и гериатрический центр. Называется он «Новый рассвет». Добротный особняк с парком. Парк ухожен, деревья подстрижены, повсюду скамейки, работают фонтаны. Раньше, говорят, на территории центра был пруд, в пруду жили утки. Сейчас пруда нет. Уток тоже.
На звонок его выходит встречать медсестра. Он никак не может запомнить, кого из них как зовут, зато все они отлично помнят его имя. «Здравствуйте, господин Техо. Проходите, пожалуйста, дона Армандо сейчас привезут».
Он заранее удостоверился в том, что в пансионате, где будет жить его отец, за стариками ухаживают только дипломированные медсестры и фельдшеры. Никаких санитарок или сиделок без специального образования. Здесь он познакомился с Сесилией.
Всякий раз, заходя в это здание, он чувствует в воздухе едва заметный запах мочи и лекарств. Что до лекарств, то это те препараты, благодаря которым тела пациентов продолжают дышать. Чистота в центре безупречная, а запах мочи — так от него практически невозможно избавиться в доме, где лежат пожилые люди в памперсах. Он никогда даже мысленно не называет людей такого возраста бабушками и дедушками.
Не у всех из них есть внуки. У многих их уже никогда не будет. Это просто старики — люди, прожившие много лет, причем в жизни некоторых из них это, пожалуй, единственное достижение.
Его провожают в зал для посетителей. Предлагают напитки. Он садится в кресло у огромного окна, выходящего в сад. По дорожкам здесь никто не ходит без защиты. Многие прикрываются зонтиками. Птицы — они не агрессивные, но многие люди боятся их. Вот небольшая черная птаха садится на ветку куста. Раздается испуганный вскрик. Это пожилая дама, одна из пациенток центра. Она с ужасом смотрит на птицу. Та улетает, а старуха еще долго что-то бормочет, словно творит защитные заклинания. Потом она засыпает прямо в своем кресле-каталке. Судя по ее свежему виду, ее только что выкупали.
Он вспоминает фильм Хичкока «Птицы» — какое впечатление произвела на него эта картина и как он расстроился, когда ее запретили.
Накатывают воспоминания о том, как он познакомился с Сесилией. Он сидел в этом же кресле, дожидаясь отца. Нелиды в тот день не было, и папу привела Сесилия. В то время отец еще ходил, разговаривал, а его сознание было более-менее ясным. Увидев ее, он не почувствовал ничего особенного. Просто еще одна медсестра. Потом она заговорила, и тогда он обратил на нее внимание. Голос. Она рассказывала об особой диете, разработанной индивидуально для дона Армандо, о том, что ему регулярно измеряют давление, о постоянных осмотрах и непрерывном наблюдении за пациентом, о том, что в последнее время он стал гораздо спокойнее. Он слушал, а пространство вокруг него и этой женщины наполнялось светом. Этот голос притягивал и вдохновлял его. Да от этого голоса можно было сойти с ума, отдать за него все на свете.
С тех пор как умер их ребенок, голос Сесилии звучит как черная дыра — слова будто глотают сами себя.
В зале работает телевизор. К счастью, звук выключен. Идет повтор старого шоу, участники которого должны убивать кошек палкой. Они рискуют жизнью, но в случае победы выигрывают машину. Зрители радостно аплодируют.
На столике возле кресла рядом с журналами лежит пачка рекламных буклетов центра. Он машинально берет один из них. На обложке — улыбающиеся мужчина и женщина. Пожилые, но не дряхлые старики. Раньше в рекламе старики либо бодро прогуливались по зеленому лугу, либо умиротворенно сидели в каком-нибудь парке среди кустов и деревьев. Теперь фон картинки нейтрально-серый. Правда, улыбаются пенсионеры как раньше. В центре страницы в призывно-красном круге крупная надпись: «Гарантируем безопасность. Круглосуточно и без выходных». Всем известно, что в государственных домах престарелых тела большинства умерших пациентов (или, скажем, тех, кому не помешали умереть) продают на черном рынке. Такое мясо стоит дешевле любого другого: оно сухое, больное, напичканное лекарствами. Мясо с именем и фамилией. Бывают случаи, когда родственники умерших стариков — и в муниципальных домах престарелых, и в частных центрах содержания — дают разрешение на продажу трупа и на вырученные деньги рассчитываются с долгами. Похорон как таковых больше не бывает. Никто не может гарантировать, что покойника через какое-то время не выкопают и не съедят. Соответственно, и кладбища практически исчезли. Часть территорий была продана, часть просто заброшена. Лишь немногие сохранились — в память о тех временах, когда мертвые могли спать спокойно.
Он не может допустить, чтобы его отца разодрали на куски. Из зала для посетителей можно видеть салон для отдыха пациентов. Они сидят в креслах и смотрят телевизор. Большую часть времени они проводят именно так. Смотрят телевизор и ждут смерти.
Их немного. Это он тоже выяснил заранее. Ему не хотелось отправлять отца в переполненный дом престарелых, где содержат стариков, оставшихся без попечителей. Здесь же пациентов мало — в первую очередь потому, что это самый дорогой гериатрический центр города.
В этом месте время не течет. Оно душит. Часы и секунды цепляются к коже, впиваются в нее, буравя тело до костей. Не замечать бы всего этого, но не получается.
— Здравствуй, Маркос! Как дела? Рада тебя видеть.
При личной встрече Нелида обращается к нему на «ты». Она привезла отца в кресле-каталке. Она тепло обнимает посетителя — совершенно искренне. Все медсестры здесь знают эту историю, похожую на сказку: преданный, заботливый сын, постоянно навещающий отца, влюбляется в медсестру, женится на ней и, как принц, увозит ее к себе.