Особое задание
Шрифт:
* * *
Алексей зашел в портняжную мастерскую Аниного отца. Ателье находилось на Сенной улице в центре города. Алексей и Шерстнев последнее время встречались там под видом заказчиков. У Афанасия Кузьмича насчитывалось много клиентов, дверь хлопала часто, и это было довольно удобное место явки.
Когда Алексей пришел, Афанасий Кузьмич снимал мерку с заказчика, грузного усатого человека в хромовых сапогах и брюках галифе. Завидев Алексея, отец Ани глазами указал ему на дверь в другую половину мастерской.
– Подождите там.
В маленькой комнатке, у стола с лоскутами, сидел Шерстнев. Они поздоровались.
Не отрывая от Алексея взгляда косоватых улыбающихся глаз, полицейский прошептал:
– Здорово, здорово, именинник.
– Именинник?
– удивился вошедший.
– Конечно. Сегодня же день Алексея, божьего человека
– Не устроить ли нам по этому поводу маленькое торжество?
– А что, пожалуй.
Тимофей хитровато улыбался. Чувствовалось, что он жаждет сообщить какую-то приятную новость.
– Ладно. Выкладывай, - засмеялся Алексей.
– Задерживаться тут особенно не стоит.
– Эх!
– вздохнул Шерстнев.
– Надо бы заставить тебя потанцевать, да место неподходящее. Так и быть - смотри.
Тимофей снял шапку, достал откуда-то из-под подкладки крохотный листок бумаги и протянул Алексею.
На листочке карандашом была выведена цифра:
0017951 - номер партийного билета чекиста Алексея Столярова.
Дело в том, что давным-давно Алексей просил Карновича связаться с Центром и передать несколько слоз:
"Коршун" жив. Ждет указаний". У местных подпольщиков рации не было: немцам удалось запеленговать ее, и она попала в руки гестапо. Поэтому подпольщики держали связь с Москвой через партизанский отряд Кузьмича, действовавший в лесах за Днепром.
Партизанский связной принес в подкладке пальто зашифрованное послание, представлявшее собой небольшую колонку цифр. С Фатеевым еще в Москве было условлено, что Центр подтвердит получение первкх сведений от группы "Ураган" номером партийного билета Столярова. И вот теперь Алексей вертел в руках крохотный листок бумаги с долгожданным ответом и всматривался в знакомые, дорогие цифры.
Он чувствовал на себе пристальный взгляд Шерстнева: тот наслаждался произведенным эффектом. Столяров не мог произнести ни слова. Горло тугой невидимой петлей сдавили спазмы. Алексей отвернулся к стене: не хотелось, чтобы Тимофей видел его заблестевшие глаза. Успокоившись, выдавил:
– Ты даже представить не можешь, какая это для меня радость.
Да, это был праздник. Пришел конец одиночеству, неизвестности. Те, кто посылал его сюда, снова с ним!
Они помогут, посоветуют, направят...
Интересно, дали ли знать домой, что он жив? Да иначе быть не может. Жена, наверное, даже всплакнула от радости.
– Но это еще не все, - проговорил Шерстнев.
– Я не сказал еще самого главного...
Полицейский подошел к двери, проверил, плотно ли она закрыта.
– Карнович получил новое задание из Центра, - прошептал он.
– Из Центра?
– Да. Москва рассчитывает на тебя. И на нас, разумеется, тоже.
Алексей пододвинул табурет поближе к Шерстневу.
За дверью слышались приглушенные, невнятные голоса.
С шумом пронеслась мимо дома машина.
– Так вот, - продолжал Тимофей, выталкивая изо рта облачко табачного дыма.
– Корень просил передать тебе, что Центр интересуют все планы гитлеровцев на нашем участке. Информация по всему району представляет большую ценность. Передислокация войск, переброска вооружения, расположение аэродромов и так далее...
Я думаю, не мы одни будем этим с тобой заниматься.
Но на нас возлагают особую задачу: в сорока километрах от города находится Дретуньский аэродром. Это какой-то сверхсекретный аэродром. Нужно разведать все, что там происходит. Я случайно слышал разговор жандармов, что из района этого аэродрома выселили всех гражданских на десять километров вокруг. И еще: судя по всему, где-то на востоке от города у Новых Выселок расположен какой-то штаб. Об этом Готвальд сообщил Корню через меня,
– Готвальд?
– Да.
– Вот что, - сказал Алексей.
– Надо мне с ним, снова повидаться. Предупреди его.
– Постараюсь.
Столяров взглянул на ходики, мирно тикавшие на стене. Они показывали без четверти одиннадцать.
Пора было расходиться. После взрыва наверняка устроят облаву, и надо заблаговременно выбраться за городскую черту. Первым из мастерской вышел Шерстнев.
Толстый заказчик уже удалился. И Алексей, помедлив несколько минут, тоже вышел из мастерской.
* * *
...До взрыва оставалось двадцать три минуты, когда санитарная машина выехала на Витебскую улицу. Мелькали низенькие окраинные домишки. На карнизах треретали отсветы капели. Воробьи стайками вылетали прямо из-под колес автомобиля.
"Еду на собственные похороны", - думал Лещевский. Он ждал, когда же наконец спустит камера заднего колеса, но машина шла полным ходом.
Хирург откинулся на спинку сиденья, щурясь от бликов солнца, бивших ему в глаза. В зеркальце над ветровым стеклом увидел свое бледное, напряженное лицо и испуганно метнул взгляд в сторону шофера. Тот не обращал на своего пассажира никакого внимания. К губам его прилип окурок самокрутки.
Лещевский думал о покрышке. Достал ли ланцетом до камеры? А вдруг она осталась цела?
Вот кончилась улица, и машина выскочила в поле. Впереди чернели забор и низкие крыши артсклада.
Вокруг муравьями суетились темные фигурки людей.
Было без семнадцати минут двенадцать... Вдруг машина сбавила ход.
– Что случилось?
– спросил Лещевский.
– Баллон сел, - равнодушно ответил шофер.
До слуха Лещевского донеслось злое гусиное шипенье.
Шофер чертыхнулся и остановил автомобиль.