Особое задание
Шрифт:
А может, это и есть тот самый секретарь? Парикмахер как доносил: секретарь живет в этом доме или должен туда явиться?
Венцель молчал. За месяцы совместной работы со Штропом он пришел к выводу, что его начальник слишком старомодный и недостаточно гибкий работник.
Венцель просто удивлялся, как еще он держится на своем посту. Слишком уж прямолинеен.
– Почему вы говорите "был"?
– сказал Венцель.
– Он есть. Он жив. Просто взять теперь его еще не удалось.
Лотар Штроп испытующе смотрел на штурмбаннфюрера.
–
– Я не вижу причин для волнения, - продолжал Венцель.
– На вашем месте я нашел бы, что сообщить в Берлин. Необязательно рассказывать правду. Тем более что мы еще не знаем правды. Напишите, что гестапо нанесло подполью существенный удар - выследило важного, руководителя красных и захватило его... Но он при попытке к бегству был убит... Неплохо звучит, а?
Что вы, не знаете, как составляются эти донесения?
Тонкие губы Штропа дрогнули в усмешке.
– Раньше мне никогда не приходилось вводить в заблуждение вышестоящее начальство.
– То раньше, - пожал плечами Венцель.
– А теперь мы в России. Специфическая страна. Специфические условия. Надо приспосабливаться... Мы не можем сообщать в Берлин абсолютную правду. Боюсь, что нас не поймут. Им ведь там все кажется проще.
– Да, пожалуй, - вздохнул Штроп.
– Кажется, в твоем предложении что-то есть. Подготовь-ка проект донесения. У тебя это хорошо получается... Но почему ты считаешь, что этот Попов-Пичугин или как его там - жив? Ведь тело найдено, его опознали соседи, хозяйка.
Вот протокол допроса.
– А мы установили, - усмехаясь, сказал Венцель, - что на ногах убитого нет следов ранения. А тот ведь был хром... Еле передвигался на костылях, когда вызывали мы его на допросы.
Тело сапожника Пичугина выдали для похорон только через три дня после налета партизан. Все заботы по похоронам взял на себя Грызлов. Он объяснил это тем, что хоть и редко встречался с покойным, но тот при жизни помогал многодетному Степану: чинил обувь его детям, занимался с ними. Соседи сочли естественным, что именно Грызлов выпросил у старосты подводу, заказал гроб вырыл могилу с помощью своего старшего сына.
И хоть смерть за последний год стала привычной гостьей в Краснополье (да и только ли в поселке!), но всетаки смерть сапожника больно ударила по сердцам многих. Кроме того, она привлекла внимание своей необычностью и даже загадочностью. Никто ничего не знал о второй, тайной жизни этого широкоплечего, неизменно приветливого человека, поэтому гибель его казалась нелепой. Одни предполагали, что Пичугин был связан с партизанами, другие объясняли его смерть простои случайностью.
Тощий маштак потащил гроб на кладбище, а сзади шли Грызлов со своим многочисленным семейством и Пелагея Ивановна. К ним пристроились несколько человек.
Когда гроб был опущен в могилу и над ней вырос рыжий глиняный холм, Степан водрузил в изголовье деревянный крест, на котором суриком было выведено.
"Иван Степанович Пичугин".
– Может, родственники объявятся, - пояснил он собравшимся, приминая лопатой вокруг креста землю.
Потом вскинул на плечи перепачканный глиной заступ, оглянулся на могилу и молча зашагал к поселку, да ним двинулись остальные.
Над полями уже синели сумерки.
За действиями Грызлова целый день неотступно наблюдал Барабаш. Староста и железнодорожник сговорились помалкивать в поселке о тайне Попова-Пичугина, но по разным мотивам. Иван Архипыч был рад поскорее замести все следы этой подозрительной истории, из-за которой его все эти дни таскали в гестапо. А Грызлов действовал согласно указаниям подпольщиков.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
1. В ТЮРЬМЕ
Лещевского арестовали прямо в госпитале. В низком, темном полуподвале, куда впихнули Адама Григорьевича, было тесно. Арестованные сидели на ящиках, мешках с песком, лежали прямо на полу.
Лещевский был так ошарашен всем случившимся, что только теперь в камере по-настоящему понял, какое страшное несчастье навалилось на него. До сих пор он не верил в возможность ареста, надеялся, что с ним этого не произойдет, и вот за его спиной с лязгом захлопнулась тяжелая железная дверь.
Как бы ему хотелось, чтобы такая же участь не постигла его друзей Готвальда и Алексея!.. Но на первых же допросах Лещевский убедился, что Готвальду удалось скрыться - хирургу не устраивали очной ставки с Валентином. Правда, как-то Штроп показал врачу.
несколько мелко исписанных страниц, уверяя, что это показания Готвальда. В этих показаниях утверждалось, что он, Лещевский, был связным между Готвальдом и большевистскими подпольщиками.
Однако, несмотря на всю свою неопытность в подобных делах, Адам Григорьевич понял: следователь расставляет ему грубо сработанную ловушку. Если бы Валентин был арестован, он давно бы встретил его в этом кабинете. Следователь не знает правды, а ловит его.
Сначала Штроп пытался разговаривать с Лещевским мягко, "по душам". Он убеждал врача, что тот упрямится напрасно. Россия все равно в безнадежном положении, фашистская Германия очень скоро разгромит большевиков.
– Ну поймите, - увещевал Штроп, - зачем вам, интеллигентному человеку, приносить себя в жертву безнадежному делу. Расскажите все чистосердечно, и мы гарантируем вам жизнь. Мы понимаем, вы заблуждались, ошибались...
Но когда Лещевский снова и снова повторял, что шофер ходил в кабинет врача только как пациент, Лотар Штроп резко переменил тактику допроса.
Хирурга стали бить, и очень жестоко. В камеру его уносили в бессознательном состоянии.
Когда Адам Григорьевич приходил в себя, он со страхом вспоминал: не проговорился ли в полубреду.
И в ожидании следующего вызова в кабинет Штропа он мысленно твердил: только бы выдержать, только бы выдержать, только бы никого не выдать!
Потом Лещевского перевели в городскую тюрьму.
Его соседом по камере оказался паренек лет двадцати с лишним. Одежда на нем была порвана. Лицо в синяках и кровоподтеках.