Особое задание
Шрифт:
Ведь он убийца, предатель. Перейти через линию фронта! Это совершенно невозможно.
А где-то в глубине души отчетливее звучал голос, обвинявший его. И этот голос был громче угрожающего крика Штропа. Почему он не выдал тогда этого хромого парня? По велению все того же голоса совести.
Борис решил твердо, что второй раз он не смалодушничает. Что бы ни случилось, второй виселицы на площади по его слабости не будет.
Между тем Штроп, так и не дождавшись сообщений от агента, снял наблюдение за парикмахерской.
Как-то утром, когда Борис только что открыл дверь, дожидаясь клиентов, к нему пожаловал чернобородый полицай. Он уселся в кресло напротив зеркала и попросил подровнять ему бороду. Клиент внимательно следил за каждым движением Бориса. Наконец спросил:
– Не знаете, где купить хорошую бритву?
Взгляды их в зеркале встретились. Как долго Борис ждал условную фразу! Как давно хотелось ему встретить кого-нибудь из своих! Он медленно проговорил:
– Бритву достать можно, только хозяин запрашивает высокую цену.
Бородач сузил смоляные глаза.
– Мы все знаем. Это ты выдал тех, двоих... Ну, чего же ты, иди, ставь цветы.
Борис молчал.
– Ну! Боишься?
– Подожди, я все объясню.
– Не надо. Слушай меня внимательно. Ты можешь искупить свою вину.
– Что? Что я должен сделать?
– Сегодня же пойдешь в полицию. Скажешь, что у тебя был человек от подпольщиков...
– В полицию? Зачем? Я не пойду.
– Не перебивай. Пойдешь. И скажешь: на тридцатое число тебя пригласили для встречи с представителем подпольного обкома. Место встречи - поселок Краснополье, в доме Пелагеи Ивановны.
Ничего не понимая, Крюков пытался возразить, но гость снова резко перебил:
– Это приказ. А приказ, как тебе известно, не обсуждается. Это тебе задание. Выполнишь - уйдешь в лес, к нашим. Подведешь - достанем из-под земли.
Когда Шерстнев ушел, Крюков вытер полотенцем взмокший лоб.
Что-то было в этом полицейском такое, что заставило Крюкова поверить: это не провокация, действительно ему дано задание. Подпольщики вспомнили о нем и протянули руку спасения. И теперь все зависит от его мужества. Но как пойдешь в полицию? А все-таки вдруг этого черномазого полицая подослало гестапо?
10.У ПАРТИЗАН
– Ну а где же твои приятели?
– спросил Федор, протягивая Обуховичу руку.
– Опасаются, - ответил тот, озабоченно сдвигая брови.
– Ты, говорят, ступай сначала сам, разведай, что и как, а уж мы потом...
– Мгм, - промычал Федор.
– Осторожные люди.
Ну и что ж, это хорошо. Нам такие нужны...
Разговор Обухбвича с Федором происходил на поляне, возле сторожки лесника. Партизан пришел не один:
с ним были еще двое бородатых людей, обвешанных гранатами, с немецкими автоматами на груди.
– Ты передай своим друзьям, - сказал один из спутников Федора, невысокого роста человек с короткой, окладистой бородой, - передай им, что если хотят бить врага, то пусть идут к нам без опаски. У нас всем дело найдется.
"Должно быть, этот из начальства", - подумал Обухович.
Он обещал в следующий раз обязательно привести двоих знакомых, старательно нажимая на то, что у "военнопленных кое-что при себе имеется, не с пустыми руками придут"...
Уговорились встретиться на том-же месте через два дня.
...Штроп узнал от Обуховича о его разговоре с партизанами и распорядился, чтобы все сведения, добытые у партизан, тот передавал старушке, жившей в деревне Большая Выгода километрах в пятнадцати от Витебского шоссе на пути к месту расположения отряда народных мстителей. К этой старушке раз в пять дней должен был приходить агент полиции. Эта старушка лечила своих земляков травами, и поэтому посещение ее избы не могло вызвать особого внимания.
В назначенный для встречи с партизанами день Обухович долго молился. Долго стоял на коленях, выпрашивая у божьей матери защиту для раба божьего Альберта.
Связной встретил Обуховича и еще двух агентов полиции, назвавших себя военнопленными, и провел в партизанский лагерь. Новичков долго и придирчиво расспрашивали и, видимо, ничего не заподозрив дурного, оставили в отряде. "Плотнику" поручили чинить телеги, Обуховичу и "электротехнику" - рыть землянки.
Обухович внимательно присматривался к тому, что делают партизаны, и старался все запоминать. Иногда провокатор примечал, что какие-то люди исчезали из лагеря и снова возвращались. "На задания ходили", догадывался Обухович.
Новых партизан никуда не посылали: проверяли.
Обухович ночами спал плохо. Все боялся, что дознаются о его предательстве и поставят к сосне... Молитвы его перед богоматерью стали жарче прежнего.
Вскоре он убедился, что дела его не так уж плохи.
Как-то вечером к нему подсел Федор, расспросил, как ему живется, привык ли в лесу, и, хитровато морща свои светлые глаза, сказал:
– А ты мужик вроде ничего... старательный. Признаться, сразу ты мне не очень понравился. А теперь я вижу - все в порядке.
У Обуховича против его воли вырвался деревянный смешок...
С тех пор Федор стал относиться к Обуховичу теплее, как-то показал фотографию жены и двух испуганно глядящих с глянцевитой бумаги девочек лет по семидевяти.
Обухович решил отплатить откровенностью за откровенность.
– А у меня жену и сына того... гитлеровцы расстреляли, - вздохнул он, отворачиваясь.
– Жена-то еврейка была... Ну а меня в тюрьму посадили - за укрытие - Федор прикусил нижнюю губу, сузил глаза.