Особое задание
Шрифт:
Мистер Кемпбелл был отпущен с вахты на обед, а за радиоаппарат сел Муханов, который продолжал радиосвязь самолета с аэродромом по международному коду.
К острову мы вышли в районе западного аэродрома, откуда запустили радиомаяк, и нас запросили, не могут ли они быть нам чем-нибудь полезными. У нас в это время была хорошая радиосвязь с аэродромом Гендер, где мы должны были совершить посадку. Поблагодарив за любезное предложение, мы продолжали следовать на восток.
Облака оборвались именно там, где это было предсказано прогнозом. Ясное небо. Хорошая видимость.
Через семь часов двадцать минут наш самолет опустился на громадном аэродроме Гендер на острове Нью-Фаундленд.
Отсюда путь в Европу через океан.
Большое поле аэродрома было забетонировано и электрифицировано. Вокруг аэродрома городок из деревянных стандартных домиков. Большие деревянные ангары. Мощеные дороги. Строительство еще не закончено, кругом дорожные машины, ямы, трубы, кирпич и щебень.
Снаружи серые деревянные дома кажутся убогими, но внутри этих домиков все американские удобства.
Аэродром работает круглосуточно. В сумерках завертелся светомаяк, зажглись огни на посадочной полосе.
К нашему прилету на аэродроме собрался весь авиагарнизон. Время было вечернее, поэтому официальная часть встречи была перенесена в офицерский клуб, снаружи походивший на большой деревянный амбар. Внутри же офицерского клуба все [70] было удобно и красиво. Здесь большой концертный зал, уютная столовая, комната для игр с биллиардом, пинг-понгом и тиром, танцевальный зал, музыкальные инструменты и джаз-оркестр. Ко всему этому - автоматизированная кухня, мраморные умывальники, ванная и душ с холодной и горячей водой.
Наш прилет явился для гарнизона большим событием. Все с интересом разглядывали нас и очень хотели узнать подробности событий в России.
В столовой за большем столом гости сидели вперемежку с хозяевами.
Первый тост начальник гарнизона провозгласил за гостей и пожелал нам счастливых посадок.
Вячеслав Михайлович Молотов поблагодарил любезных хозяев за гостеприимство и поднял тост за крепкий союз советских и американских народов. Беседа была оживленной без переводчиков: все очень хорошо понимали друг друга.
Утром следующего дня мы посетили синоптиков. Здесь было уютно, светло, просторно. Работа идет очень организованно и продуманно.
Весь процесс приема сводок и печатанья карт радиофицирован и механизирован. Каждый экипаж, улетающий с этого аэродрома, получает здесь папку с полной характеристикой погоды по всему маршруту.
В районе аэродрома была отличная погода. В Исландии, куда мы собирались лететь, метеорологические условия тоже были благоприятны, все было за то, что вылетать можно и нужно. Однако старший синоптик, делая окончательное заключение, многозначительно вертел в руках толстый красный карандаш и спрашивал нас о вещах, вовсе не относящихся к погоде. Он интересовался составом экипажа и главным образом пассажирами. Узнав, кто наши пассажиры, он решительно написал [71] на папке: «погода неопределенная, вылетать не советую». Пришлось с вылетом задержаться.
Договорившись
Ночью мы с Пусепом долго не спали и рассуждали о том, что такое летная и нелетная погода. Договорились до того, что сухопутная оценка погоды не годится при полетах через океан на далекое расстояние и решили, что завтра, при малейшем проблеске, будем вылетать.
Но утро следующего дня не предвещало ничего хорошего. Туман, снег с дождем, ветер с моря. Погода настолько была явно плохая, что никто не ходил даже на метеостанцию.
В середине дня, играя в биллиард, я часто смотрел в окно, пытаясь увидеть хоть какой-нибудь просвет. Игра не клеилась. Я безбожно мазал. И вдруг сквозь туман я увидел желтое пятно.
– Ребята, вижу солнце!
– крикнул я.
Все бросились к окнам, кто-то побежал звонить по телефону. На наших глазах туман рассеивался, и вот сначала показался желтый диск, а вскоре сквозь просветы редкого тумана брызнул яркий луч солнца. И хотя это было мимолетное виденье, у всех появилась надежда. Кто-то сказал:
– А ведь облака совсем тонкие и пока мы соберемся, их совсем не будет.
Борттехники, радисты и стрелки уехали к самолету. Штурманы с Пусепом отправились на метеостанцию. Старший синоптик долго раздумывал над синоптической картой, крутил в руках карандаш, на который мы смотрели, затаив дыхание. С серьезным видом синоптик медленно вывел красным карандашом на синей папке: «погода определенная, советую вылетать». [72]
Старший синоптик посоветовал нам лететь не тем маршрутом, каким мы намечали. Он рекомендовал пройти 300 километров на восток и там в открытом океане повернуть самолет на северный курс и лететь прямо на Исландию. Это был более сложный маршрут, зато с попутным ветром.
Такой вариант большинству из нас не понравился. Решили лететь на Исландию через Гренландию. В полете мы не раз сожалели об этом.
Погода заметно улучшилась, ветер повернул и гнал туман в море. Сверкало солнце, сушило землю и вселяло в нас уверенность в благополучном полете через океан.
Сборы были недолги, и вскоре наш самолет, буксируемый трактором, покатил на линию старта.
Дул свежий ветер, наш большой самолет легко оторвался от земли и, покачав крыльями гостеприимной Америке, взял курс на Гренландию.
В облаках над океаном
Навигационная сложность полета заключалась в том, что линии магнитного склонения шли перпендикулярно нашему маршруту. Так на участке аэродрома вылета до Гренландии склонение менялось от 30 до 40 градусов и дальше от Гренландии до Исландии снова уменьшалось до 28. Следовательно, штурманам во избежание большого удлинения маршрута приходилось рассчитывать на какой-то солидный способ контроля полета. Такими способами контроля мы наметили использование радиомаяков, поскольку это было возможно, и астрономию, в тех случаях, когда маяки перестанут быть слышимы.