Особое задание
Шрифт:
– Эндель Карлович! Давайте ложиться на прежний курс.
– Что, уже в зону вошли?
– Нет, зоны мы еще не нашли, но думаю, что скоро найдем. Как с горючим?
– Горючего еще на два часа, не больше.
В своих списках американских и канадских радиостанций я нашел три небольшие морские радиостанции, расположенные у берегов Канады, которые работали на одной волне по одной минуте каждого часа. С их помощью я решил проверить свое место и правильности работы радиомаяков. Я легко поймал и запеленговал все три радиостанции в течение трех минут.
Рассчитав
Задача была решена. Курс самолету немного правее, буква «а» с радиомаяка слышалась все [44] слабее и слабее и, наконец, совсем пропала, До слуха доходил только один тон средней зоны.
Появились разрывы в облаках, сквозь них далеко внизу видно море с плавающими льдинами. По старой полярной привычке пишу в бортжурнал: «мелкобитый лед до 5 баллов».
В это время на нас свалилось счастье, какое только было возможно в нашем положении. Началось с Пусепа, который вдруг сказал, что впереди облака кончаются. Кто-то истошным голосом закричал, что видит землю. И тут же радисты вручили нам бланк со сводкой погоды, в которой было сказано: «в Нью-Фаундленде туман, в Гусс-Бее безоблачно, видимость 5 км, ветер западный».
Это было полное исполнение желаний. В благодарность я отдал радистам, большую антенну, радиомаяк был хорошо слышен на маленькую верхнюю антенну.
Мы вышли на материк и в зоне маяка шли прямо на аэродром. Погода была безоблачная, все облака остались позади и только в заливе над озерами и речками стоял туман.
Теряем высоту, идем вперед, в самолете становится все теплее. Пассажиры снимают меховое, чистятся, приводят себя в порядок. Радисты через каждые две минуты суют нам всевозможные сводки. Настроение на корабле праздничное, голоса веселые, все замечают, как красиво солнце и вообще какая хорошая погода.
Под самолетом - серая, холмистая, однообразная тундра, изрезанная речками и озерами. Серость кругом такая, что не на чем глазу отдохнуть. Под нами длинный узкий залив, вдоль которого мы идем. Где-то в глубине его будет наш аэродром. Но туман над водой расползался такими причудливыми фигурами, что невозможно определить, где залив, а где озеро. Но мы пользуемся радиомаяком [45] и идем точно В зоне, которая неизбежно приведет нас на аэродром.
Маяк слушаем только мы, штурманы. Пилоты же, как только самолет вышел на материк, взялись за карты, стали сличать карту с местностью. И вдруг в душу нашего командира закралось сомнение. Сколько я ни знаю командиров, у всех недоверчивые души. Оно и понятно: каждый командир хочет все заранее знать и предусмотреть.
Пусеп осторожно обращается ко мне.
– Что-то местность мне незнакома, никак не пойму, где мы летим.
– Мне эта местность тоже незнакома, - отвечаю я.
– Как так - незнакома? Значит, мы идем не туда, куда нужно?
– Да, нет, совсем не то. Незнакома местность потому, что я ее впервые вижу. А идем мы правильно по маршруту, только туман так искажает все кругом, что я и сам,
– А откуда ты знаешь, что я думаю?
– Это угадать нетрудно. Ты сейчас думаешь, что вот и местность незнакомая, и штурманы заблудились, и аэродрома мы не найдем, и садиться придется где-нибудь и как-нибудь. И наверное ты вспоминаешь летчика Коккинаки и штурмана Гордиенко, которые где-то недалеко от этих мест сели в тундре.
– Не совсем так, но нечто похожее приходило мне в голову.
– А сейчас?
– Сейчас я об этом больше не думаю и думать не буду, потому что я впереди вижу аэродром и теперь без вас, штурманов, дорогу найду. Техники, выпускайте колеса! Приготовиться всем к посадке! [46]
Мы увидели аэродром. Одна полоса на аэродроме была почти закончена, вторая же еще строилась.
Ветер дул вдоль готовой полосы, наполовину затянутой туманом.
На глазах наших туман быстро надвигался, вот-вот аэродром совсем затянет. Но если мы сегодня ночью не могли опередить солнце, то туман мы опередили.
Мягко коснувшись колесами ровной поверхности аэродрома, самолет побежал по дорожке. Через пять минут весь аэродром был затянут низким плотным туманом. Сесть теперь было бы уже невозможно.
Мы рулили на стоянку за автомобилем, который в тумане показывал нам дорогу.
Моторы выключены. После восьми часов полета мы все выходим на американский материк.
Гусс-Бей - Вашингтон
Туман покрыл все плотной пеленой, но это сейчас никого не беспокоило и мы все с удовольствием ощущали под ногами твердую землю. На аэродроме было тихо и тепло, на душе спокойно. Хотелось расправить плечи, вдохнуть всей грудью теплый воздух с запахом сосны, свалиться на траву, зажмурить глаза и не думать о самолете, облаках и соленом океане.
Желтый диск солнца чуть-чуть просвечивал. Пассажиры, выходя из самолета, разминались, потягивались и, ступая на теплую песчаную землю, не могли удержать улыбки. Пожимая руки пилотам, штурманам и борттехникам, благодарили за удачный полет. Наши пассажиры почувствовали, что они совершают необычный полет, и что он дается экипажу нелегко. [47]
Вячеслав Михайлович Молотов обратился к штурманам:
– Ну, штурманы, признавайтесь, намного отклонились от маршрута?
– Был такой грех, Вячеслав Михайлович, но небольшой, - ответил я и, развернув карту, показал весь маршрут.
– А почему же мы Гренландии не видели, если, по-вашему, так близко прошли от нее?
– спросил товарищ Молотов.
– Облаками было все закрыто.
– А разве нельзя было пойти под облаками?
– Нет, нельзя было лететь под облаками в районе Гренландии, - вступился на защиту штурманов командир самолета Пусеп.
– Если бы мы из одного только желания увидеть Гренландию и уточнить свое место стали снижаться в облаках, мы бы в лучшем случае сейчас вертелись над этим туманом, либо вовсе никуда еще не долетели.