Особый район

Козловский Юрий Николаевич

— От чего? — не понял Нос.

— Если бы ты евреем был, — напомнил Артем. — Обрезание бы сделал?

— Зачем обрезание? Мне и так хорошо. Но, если надо, могу кусочек и обрезать, подарить кому, у меня этого добра на двоих хватит, — гордо сказал Витя.

— А зачем тебе это? — не унимался Артем.

— Что — это? — зацепившись за любимую тему, Витя сразу потерял нить разговора. — Отрезать кусок, что ли?

— Можешь хоть все отрезать, это твое дело, — засмеялся Артем. — Я спрашивал, зачем тебе евреем становиться?

— Как зачем? — удивился Витя. — Тоже в

Израиль бы уехал!

Слово «Израиль» он произносил, делая ударение на последнем слоге.

— А там что? — не отставал от него Артем.

— Что, что… Там не то, что здесь! Я слышал, даже старикам, которые в концлагере у немцев были, в Бухенвальде каком-нибудь, евреи в Израиле такие бабки отстегивают, что на всю семью хватает, остальным и работать не надо.

— Но у тебя ведь нет бабки из Бухенвальда, и программы ты писать не умеешь, — добивал его Артем. — Ты-то что будешь там делать?

— Все равно, там лучше! — с восхитительной логикой вывернулся Нос.

— Пустой ты человек, Витя! — укоризненно сказал Федор, недовольный, что его перебили. — Ты хоть раз о душе своей задумывался?

— А не верю я ни в Бога, ни в черта! И не боюсь ничего! — хвастливо заявил Витя. — О чем думать-то? Меньше думаешь, легче жить! Сегодня живешь, а завтра раз — и сковырнулся! Вот тебе и вся душа…

— Неужели тебе не страшно? — Несмотря на вызывающий тон Носа, Федор сохранял спокойствие. — Представь себе — умираешь, и ничего нет. Вечный мрак. Пустота. И тебя нет и никогда больше не будет. Не боишься?

— Я же сказал тебе, что ничего не боюсь! — с наигранной бравадой повторил Витя.

— Говорить-то говоришь, да сам трусишь отчаянно! — уверенно сказал ему Федор. — И смерти боишься, да еще как! Нет такого человека, чтобы ее не боялся. Вот только когда она придет, и ты по-настоящему испугаешься, спохватишься, а уж поздно будет… Так что лучше молчи и слушай. Тут ведь точно про тебя написано. Может, и дойдет что? Хотя вряд ли…

Федор приготовился читать дальше, но Витя снова бесцеремонно перебил его:

— Слышь, а правду говорят, что Христос тоже евреем был?

— Христос был не евреем, а сыном Божьим! — Кажется, даже невозмутимый Федор начал терять терпение. — Хотя ты же все равно ни в кого не веришь, так какая тебе разница?

— Так интересно же! — С Вити все сходило, как с гуся вода.

Федор тяжело вздохнул, ничего не ответил и снова принялся читать вслух.

С этого дня вечернее чтение Священного Писания и обсуждение прочитанного вошло у Артема и Федора в привычку. А бедный Витя Нос окончательно убедился, что остался в одиночестве рядом с двумя чокнутыми.

Глава 8

А врать-то ты, командир, не умеешь!

Работали на лесосеке вахтовым методом. Вахта длилась месяц. Через каждые десять дней приходил бортовой «Урал», забирал лес, сколько помещалось в кузов, и заодно на денек вывозил лесорубов в поселок, чтобы помылись в бане. А за три дня до конца вахты из поселка в «лесную» начал курсировать тот же «Урал» со следующей сменой в кабине. Вшестером они грузили заготовленный лес в кузов, и смена отвозила его на поселковую пилораму. Когда был загружен последний штабель, звено Федора Зимухина собрало пожитки и уехало на прииск, а сменщики остались в «третьей лесной».

В подъезде своего дома Артем нос к носу столкнулся со Стасом Сикорским.

— Привет! — Стас протянул навстречу руку, но почему-то на его лице не было обычной улыбки. — Зайдешь ко мне вечерком?

— Хорошо, но сначала в баню. Только если ты насчет этого, — Артем выразительно щелкнул пальцем по горлу, — то я пас.

— Нет, этого не будет, — пообещал Сикорский, — просто разговор есть. Заходи, как освободишься.

Артем долго с наслаждением парился в поселковой бане — ему повезло, сегодня оказался мужской день, — смывал с себя десятидневную грязь и смолу. Вымывшись, напился ядреного брусничного морса, бачок с которым стоял в раздевалке как средство от цинги, и отправился домой. Было уже темно, после бани его разморило, сильно захотелось спать, и приглашение Сикорского совсем вылетело из головы. Но тот сам напомнил о себе, выйдя из квартиры, как только Артем открыл дверь в подъезд.

— Заходи, — сказал он, посторонившись, и пропустил Бестужева в дверь. Что-то в его лице не понравилось Артему. Стас никогда не подхалимничал перед ним, но раньше в каждом его слове, в каждом движении сквозили непритворное уважение и готовность признать превосходство командира. Сейчас Артему показалось, что Стас выглядит как мент, который схватил за руку карманного вора, а тот неожиданно оказался его лучшим другом.

— Присаживайся! — верхний свет в комнате был выключен, горела только настольная лампа. Сикорский показал Артему на стул, сев на который Артем оказывался в направленном на него луче светильника, а хозяин оставался в тени. Это ему совсем не понравилось.

— Слушай, Стас, — он начал закипать. — Не тяни резину, говори прямо, зачем позвал? А то ведешь себя, как мент на допросе, — присаживайтесь, свет в лицо…

— А я и есть мент, — отвернув глаза, огрызнулся Сикорский. — Опером я был, опером и останусь. Никто меня уже не переделает.

— Значит, я арестован? — язвительно спросил Бестужев. — И какое же мне предъявлено обвинение?

— Перестань! — Стас все-таки уселся в тени, и теперь Артем не видел его лица. — Ты отлично знаешь, как я к тебе отношусь. Знаешь и то, что без причины я никогда не затеял бы этого разговора. Да что это я, действительно, хожу вокруг да около? Короче — куда делся Мюллер?

— Как будто ты не знаешь? — Артем сделал вид, что удивился, но внутри возникло чувство гадливости к самому себе. Сейчас снова придется врать…

— Артем! — перебил его Сикорский. — То, что придумал Незванов, а потом наплели вы с Валерой, — сказка для простаков, но я на нее не купился. Тем более что оба вы совсем не умеете врать. Ты забыл, где мы живем, командир. Здесь же нельзя шагу ступить, чтобы никто этого не видел. Свидетели есть всегда, надо только их найти и правильно с ними поговорить. Хочешь, расскажу, что было после того, как Сергеич отвез вас за карьер? Ага, значит, вы думали, что и этого никто не видел?