Осознание
Шрифт:
Я не спал. Я лежал и думал чего мне больше бояться. Того, чего я опасался до того как ко мне пришел глядящий, то есть обвинения во всех грехах, включая предательство родины в виде создания транслятора для передачи за границу секретных данных. Или вот такого странного отношения ко мне. Я впервые осознал, как близко нахожусь если не к смерти, то к очень долгим каторжным работам. Я уже прощался со своей прошлой жизнью. Я прощался с машиной. С моими уютными комнатками. С Василием - моим единственным другом. С Натальей и Олегом, которых теперь-то точно не увижу никогда. Где бы они ни были. И самое горькое мое прощание было с Настей. Я буквально видел ее перед глазами. Как она испугается, узнав о моем аресте. Как будет думать
Вот так я и лежал. Мысли, путанные, отрывочные, не хотели выстраиваться. И я совершенно не мог думать о себе. Я не представлял, как завтра буду говорить со следователем.
Утром, часов в одиннадцать меня покормили холодной кашей и холодным чаем без сахара. Когда я поел, меня повели в следственный корпус. Я был удивлен тому, что комната, в которую меня ввели, была забита офицерами, гражданскими, и что в ней стоял такой кумар папиросный, что в пору было бросать курить. А зачем? Подышал и норма.
– Заходи Артем.
– сказал мне знакомый голос, я с ужасом узнал в говорившем Василия.
– Вон стул у стены. Сиди, мы тут думу думаем. Понадобишься спросим. Я сел и конечно сразу же понадобился.
– Что у тебя тут написано.
– сказал вчерашний офицер.
– Какого хрена вообще все это затевалось? Ты что сам думаешь?
Больше всего меня подмывало сказать «А что вам ответил начальник завода?», но я естественно так не сказал, а просто повторил вчерашнее письмо, и добавил от себя:
– Начальник-то в принципе был прав. В городе нет ни одного транслятора. Идея как таковая была грамотной. Пустить музыку на волнах… дать людям именно в городе слушать хоть что-то. Старые записи. Да и сами подумайте, ну хорошо сейчас войны нет. Но нужна же нам система глобального оповещения. Да даже ерунду пустить за пятнадцать минут до комендантского часа, уведомить об этом, и сколько пьяных дураков передумают идти за очередной бутылкой к соседям.
– Я говорил спокойно, мягко, совершенно не волнуясь. Точнее, зажав свои нервы так, что они забыли, что такое волнение. Я ведь говорил даже не о том, что было в моем признании, а от себя, а потому нужно было следить не только за тем что говоришь но и как: - Идея с транслятором несомненно правильная идея. Поверьте, я по себе знаю, что когда наступают зимние вечера с керосинкой, такие глупости в голову лезут. А будь у меня приемник, всяко было бы полегче.
– Какой приемник?!
– воскликнул офицер.
– В городе нет электричества. И никто не собирается его туда проводить. Тут я уже просто невольно пошел в противоречие с ним.
– Да это мы сейчас не собираемся его проводить. Завтра уже скажут для безопасности осветить улицы, чтобы на патрули не нападали и будет ток в городе. И что, думаете не будут подключатся к нему умельцы? Будут. Так чем устраивать комедию, проще станет официально разрешить тянуть всем ток к себе.
– Я подумал и сказал.
– Да и сейчас в общагах народ сидит порнуху вечерами смотрит, а потом втихаря в городе то насилует, то сифилис на дешевых проститутках подхватывает. За всеми же не уследить. Хочется, но не получится. Так я бы еще телевизионный передатчик установил. Будь моя воля. Проще контролировать самому, если сам сделал, чем ждать вот такие неучтенные передатчики.
– Тебе не кажется, что тебя заносит?
– спросил меня Василий.
– Я говорю то, что думаю. Если я не прав, скажите мне. Что проще? Сделать и держать под контролем, чем не сделать и дать возможность сделать другим, тем, кому мы не указ. До западной границы полтысячи километров. Вы чего, ждете, пока там очухаются и направят на нас передатчики?
– Там уже год передатчики работают!
– сказал мне офицер.
– Поэтому ни о каком радио и речи идти не может. Хватит нам того, что матросня на своих шхунах всякую чушь про нас слушает. А потом разносят слухи. Я задумался над этой вещью и честно признался, что такого не знал.
Обсуждение дальше шло без меня. Я только сидел и, закурив сигарету Василия, слушал тихую перепалку. Итог ввел меня в ступор:
– Ну что? Выпускаем?
– спросил незнакомый мне офицер тоже в чине полковника, как и Василий.
– Этим троим мастерам недонесение рисуем. Начальника завода оставим пока тут. Рабочих просто надо сменить. Всех, кто участвовал. Этого умельца народного, который аппаратуру настроил, тоже тут оставляем. Надо хоть какое-то решение. Меня же сегодня спросят. Василий смотрел на него изучающее и сказал:
– Чего спешить-то? Куда торопимся? Успеете доложить. Надо сделать так, чтобы не казалось, что вы прощелкали, как у вас подносом вышку перетащили с одного места в другое. Вам же влетит. Я что, о себе думаю? Я на днях прыгнул в машину и к себе… а вы тут еще долго объяснительные писать будете.
– Ну, а что ты предлагаешь?
– спросил его оппонент. Василий обратился к офицеру, что вчера мне приносил бумагу:
– У вас есть доверенные внештатники на заводе?
– дождавшись уверенного кивка, Василий сказал: - Вытаскивайте их сюда. Пусть пишут задним числом доклады о деятельности начальника завода и вот этих трех мастеров. Оформите дело, скажем, неделей назад, чтобы сроки не вышли на подачу на рассмотрение. Нумерацию подбейте. Литеру какую-нибудь присобачьте к номеру. Потом в деле впишите, что приняли меры по задержанию в связи с окончанием их работ и успешного запуска аппаратуры. Дальше вписывайте решение о выпуске всех, кроме умельца и начальника завода и спокойно отправляйте дело дальше на рассмотрение. С нашими общими комментариями и обязательно доводы Артема туда. Пусть знают, что не все сотрудники согласны. Это надо сделать. Они привыкли, что все единодушно. Ну, так пусть поломают голову, когда несколько сотрудников службы напишет такие вот убедительные записки.
Я сотрудник? Сказать, что я испытал шок, не сказать ничего. С каких пор я сотрудник?
Сидя в машине Василия спустя два часа нервотрепки в кабинете, я спросил его об этом:
– Ну, а как тебя еще прикажешь числить у себя, если именно ты делал постоянные доклады о трудовой дисциплине. Если именно ты дал некоторые важные показания.
– Какие?
– удивился я.
– Не важно. Едем, ты машину заберешь свою. Отгонишь к дому. Ты теперь до окончания расследования и указаний сверху отстранен от работы на заводе. Отдыхать поедем. Вызовем девочек, оттянемся… ах блин черт… к тебе же нельзя. Ну, поедем опять, значит в гостиницу.
– Не поеду.
– Сказал я
– Чего так?
– изумился Василий.
– Мне надо кое-кого увидеть.
– Ты чего совсем ополоумел?
– усмехнулся Василий.
– Ты под следствием. У тебя даже пропуска нет. Тебя не то, что на завод, тебя в район не пустят без меня. Я тебя на поруки взял можно сказать.
– Мне это очень важно.
– уверенно сказал я.
– Я должен узнать, что там все в порядке.
– Да где там?
– удивился Василий.
– У девушки одной. У Насти. Она могла пострадать из-за меня. Дважды. А я и не знаю ничего. Может ее уже допрашивали.