Останется память
Шрифт:
– Чайка, что у вас?! Ответьте! Как у вас с ориентацией?
Зина помолчала и сдавленно ответила:
– Нормально с ориентацией. Лечу. То есть, летаю...
– и неожиданно взорвалась.
– Да что за черт! Ремни какие-то идиотские! Кто их придумал такими?! Растянулись они, что ли?..
– У вас как летают? В скафандрах?
– поинтересовался я у контролера полета.
– Вообще - да. Но ваш пилот оказался нестандартного размера. И не смог залезть в скафандр.
На мой недоуменный взгляд контролер пояснил:
– Наверно, грудь помешала. Или бедра. Наверняка только полетный костюм натянула и шлем - они ж не жесткие, как скафандр.
– То есть, если будет разгерметизация, Зину ничто не спасет?
– Она знала, на что шла, - осадил меня Никольский.
– Вот потому, что она без скафандра, ремни и болтаются. Объем другой. Ей к креслу не прикрепиться, а там невесомость.
Словно в подтверждение моих слов, Зина чем-то бумкнула и зашипела.
– Может, ей и не надо крепиться?
– осторожно сказал контролер.
– В свободном полете по кабине она ж ничего не сможет сделать. Не нажмет нужных кнопок, и ракета продолжит полет. А?
– Бэ! Нажмет она их, нажмет. Она ж нацелена на это. И всяческое противодействие лишь усиливает ее нервозность. А где нервозность - там меньше возможность уговорить не делать непоправимого. Ей успокоиться надо.
– Вот и успокаивайте ее, Константин Владимирович.
Я вздохнул.
– Чайка, на связи. Не молчите. Всё время докладывайте о своем состоянии. О том, что происходит у вас в кабине. Мне нужна четкая информация. Иначе, в необходимый момент вы рискуете потерять сознание.
– Хорошо. Буду ваши указания выполнять. Что делать сейчас?
– Попытайтесь закрепиться в кресле. Ремни можно просто связать, не застегивая. Будете в невесомости - не сможете произвести маневр: нет силы тяжести - нет ориентации.
– Чему вы ее учите?
– прошипел Никольский.
– Как сподручнее Санкт-Петербург взорвать?
– Она его и без моих советов взорвет, - отмахнулся я.
– Я хочу, чтобы она доверием ко мне прониклась. Тогда легче отговаривать. Понятно?
Никольский что-то забубнил в сторону - я уже не слушал. Надо было налаживать близкий контакт с Зиной. Я посмотрел на большие часы, висящие на стене Центра Управления. С момента выхода на орбиту прошло уже почти полчаса. На все уговоры оставался час - и это меня сильно нервировало. Если бы у меня было хоть какое-нибудь психологическое образование, или я знал бы Зину с детства - шансы успешного исхода возросли бы. Но мной владело лишь выматывающее желание избежать непоправимого, избежать безумия уничтожения тысяч ни о чем не подозревающих людей. Просто не допустить роковых событий. Которым сам же явился первопричиной.
– Зина, - хрипло сказал я.
– Ты уверена в своих силах? Хватит решимости довести ракету до конца? Если не будешь уверена, можно пойти на второй облет и уже после него...
– Нет! Чем дольше я буду лететь, тем сложнее будет решиться, как ты не понимаешь? Ты бы видел Землю отсюда, Костя! Это - чудо! Все цвета на ней есть. Зеленый, желтый, синий, коричневый... Нет только красного. Красный - цвет огня, цвет смерти. Но я всё равно не хочу жить так, как жила там, у вас внизу. Не хочу! Понимаешь?!
– Внизу люди. Много людей. Они ничего не знают.
– Отсюда никого не видно. Небольшой разноцветный шар, неторопливо крутящийся подо мной. Абсолютно пустой. Моря, океаны, леса, пустыни, горы. И ни одного человека.
– Ты их увидишь. Обещаю. Когда ракета сойдет с орбиты. Ты увидишь их всех. Они промелькнут перед тобой за те несколько секунд, когда ракета войдет в атмосферу и начнет сгорать, словно метеорит. Увидишь лица. Тысячи лиц, смотрящих в небо, на тебя. На падающую звезду. А потом эта звезда рухнет прямо на них. Но этого ты не узнаешь. Атмосфера спалит тебя намного раньше.
– Значит, они заслужили это. Если ты проверяешь мою решимость, знай - я не отступлю. Я никогда не отступала. Всегда добивалась, чего хотела. Всегда!
Я повернулся к Никольскому:
– В ее жизни должен быть эпизод, когда она не смогла сделать то, что хотела. Когда кто-то был сильнее ее и заставил поступать вопреки желанию. Узнайте.
Никольский схватился за телефон и принялся судорожно крутить диск.
– Что ж, Чайка. Проверьте бортовые системы. Отказ какой-либо из них может спровоцировать либо преждевременный сход с орбиты, либо превращение орбиты в расходящуюся от центра. Как начнете - незамедлительно сообщайте результаты проверки.
– Аппаратура в порядке, - подал реплику сотрудник Центра.
– Проверять не имеет никакого смысла.
– Зина - в истерическом состоянии. Ей нужно отвлечься механической работой. Она успокоится. И тогда я начну давить.
Между тем, Зина принялась считывать показания приборов и сухо их сообщать. Нажимать кнопки и тумблеры, проходить тесты и тут же докладывать результаты проверки. Я в этом ничего не понимал и всё время поворачивался, чтобы получить подтверждение контролеров - всё ли в порядке, или надо начинать беспокоиться. На удивление, всё проходило штатно. Занять Зину устранением неполадок явно не получалось.
– Есть!
– Никольский дернул меня за рукав.
– Нашли!
– Что именно?
Никольский зачитал по бумажке:
– В 1914 году гражданка Зинаида Лопухина, год рождения 1899, возвращаясь вечером домой, подверглась насилию неустановленного количества неизвестных лиц. Меры к их поимке были приняты незначительными и не привели к поимке вышеозначенных лиц. Дело закрыто по сроку давности.
– Ясно.
Зину было жалко. Понятно, что она озлобилась, и всех вокруг считает врагами. И хочет их уничтожить. Радикальный способ - убить многих, чтобы обидчики обязательно оказались в их числе.