Останется память
Шрифт:
– Да, было такое.
– Может быть, вы более подробно осветите упомянутые технические новшества? Или расскажете о чем-нибудь еще?
– глаза у следователя прямо горели. Так и хотелось вылить на него ведро холодной воды, чтоб остудить и унять излишний энтузиазм.
– Рассказывал уж. После этого возникли советская власть, электрификация и ракеты полетели. Прямо коммунизм.
Следователь - стрижка ежиком, явно младше меня - надулся:
– Я ж с вами по-хорошему, товарищ Шумов, а вы...
– Да вы тоже поймите!
– не выдержал я.
– Всё, что я расскажу, будет бессмысленно, по большому счету! Любое привнесенное достижение, в отрыве от существующего технического уровня, приведет к застою. Не к чему будет стремиться. Не надо изобретать, выдумывать, ставить опыты, ошибаться. Прогресс закончится. Вы станете ждать очередной подачки. Что кто-нибудь придет и даст готовое решение. Тогда вас опередят. Та же Америка. А это - перспектива мировой войны, в которой погибнут миллионы. Надо же думать не только о сегодняшнем дне, но и на перспективу. Кстати, если уж говорить о научных достижениях, то, не в обиду сказано, с действительно компетентными людьми, учеными. А не со следователем службы безопасности.
В службу безопасности меня доставили утром, дав, правда, как следует выспаться в Центре Управления. Я успел узнать последние новости с орбиты - о том, как чувствует себя Зина, о чем говорит и что делает. Узнал, что Никольский отправил-таки Эдуарда на орбиту, но о его судьбе ничего не известно. Успел позавтракать. После чего меня вежливо пригласили в авто двое интеллигентных людей с накаченными шеями и в специфической одежде. Никольский уехал раньше меня на собственной машине, и с ним я не увиделся, чтобы обсудить события минувшего дня.
Привезли меня аж в здание Думы на Невском. Показали комнату, где я буду жить, и сразу же пригласили на разговор. Вот только разговор со следователем, Поликарпом Терентьевичем, что-то не задался.
– Константин Владимирович. Вы, конечно, вправе ничего не говорить, - следователь спокойно снес мой выпад в его сторону.
– Но вы и нас поймите. Я же не прошу вас досконально рассказывать о будущих достижениях. Да вы всё равно не сможете, если не специалист. Просто намекните на возможность, а мы уж сами думать будем. Главное - в нужном направлении, не отвлекаясь на ложные пути.
Некий резон в словах следователя был. Я мог исполнить роль Нострадамуса, пророчества которого знали многие, но смогли отождествить с реальными событиями только после того, как события происходили.
– Считайте, уговорили, - я вздохнул.
– Вам лучше из какой области?
– Всё равно. Вот что вам ближе?
Я поморщился. Проезд по утреннему городу, еще не до конца приведенному в порядок после наводнения, оставил двойственное впечатление. С одной стороны, не наблюдалось стеклянных уродцев, понатыканных в центре в наше время, зато оставалось много деревянных одно- двухэтажных построек, чуть ли не на Невском проспекте. Да и толпы людей, штурмом бравшие трамваи на остановках, казались чем-то странным. Хотя на дорогах хватало и легковых электромобилей разного размера, и грузовых дизелей, чадящих черными выхлопами. Встречались и извозчики, старательно следующие сигналам светофоров, но всё равно, постоянно создающих заторы.
После таких раздумий я брякнул первое, что пришло на ум:
– Метро вам не хватает, на мой взгляд.
– В каком смысле?
– поднял брови Поликарп Терентьевич.
– В прямом. Подземной железной дороги на электрической тяге для транспортного сообщения между районами города. Первой веткой можно все вокзалы объединить, с устройством промежуточных выходов на поверхность, конечно. Спускаться и подниматься - по эскалаторам, самодвижущимся лестницам. Только копать глубоко придется - грунты в Петербурге не очень хорошие.
– Интересно...
– протянул следователь.
– Не покажете на карте?
Он подал мне карту города, достав ее из ящика стола, и карандаш. Я усмехнулся и в два счета, по старой памяти, обозначил кружочками выходы на поверхность Кировско-Выборгской и Московско-Петроградской линий. Потом соединил их - снизу вверх и по диагонали. Посмотрел на Поликарпа Терентьевича, широко раскрывшего глаза, и пририсовал Невско-Василеостровскую линию - чисто из хулиганских побуждений.
– Вот как-то так. Нравится?
– Впечатляет, да...
– Названия сами подберете - по улицам. Но строить это долго. Много средств надо. И рабочей силы.
– Мы понимаем, - следователь аккуратно свернул карту чуть дрожащими пальцами.
– Еще что-нибудь?
– Вы ведь пишите наш разговор?
Следователь не дрогнул лицом:
– Да, это обязательная процедура.
– Вручную? А ведь можно писать звук на магнитную ленту, а потом воспроизводить. Да что звук! Изображение - тоже можно! Но всё это практически вчерашний день! Цифровые носители...
– Тут я прикусил язык, сообразив, что до компьютеров этому миру еще далеко. А как работает процессор, я и сам не представляю. Работает, и всё.
– Да и вы и сами можете экстраполировать современное состояние науки на будущее.
– Можем. Футурологов у нас хватает, - жестко сказал Поликарп Терентьевич.
– Причем, некоторые даже стремятся воплотить мечты в реальность. И что интересно - у каждого свое будущее.
– У меня тоже - свое. Много шансов, что вам оно не подходит.
– Ну не скажите! Есть же разница между тем, кто фантазирует, и тем, кто знает. Большая разница. С вашим знанием надо обходиться бережно. Вас, Константин Владимирович, нужно самого беречь, как зеницу ока. Охранять от происков иностранной вражеской разведки.
– Я не собираюсь с ними контачить!
– возмутился я.
– А кто говорит, что собираетесь?
– весьма натурально удивился Поликарп Терентьевич.
– Но вас можно украсть, запугать, заставить говорить - разными способами. Можно просто ликвидировать, как постоянную угрозу.
– Вы хотите сказать, что я под арестом?
– Упаси Боже!
– следователь аж перекрестился.
– Охрана ради вашей же безопасности.
– И я могу выйти отсюда и пойти, куда мне взбредет в голову?