Останется с тобою навсегда
Шрифт:
Дорога круто падала к Дунаю. "Виллис" доскользил до закрытого шлагбаума, тут стояли строгие автоматчики.
– Стой, из какой части, куда?
– Ответственный порученец штаба армии. Что на переправе, где комендант?
– Правее шлагбаума, метрах в ста его землянка.
Над головой раскачиваются под ветром высокие раскидистые ветлы. Меж толстыми стволами - землянка. Вошел - тепло. На столе, сбитом из двух неструганых дюймовых досок, положив русую голову на руки, сладко спал лейтенант в полевых погонах. В углу
– Эй, хозяева!
Лейтенант вскочил, будто и не спал:
– Здравия желаю. Вам кого?
– Я порученец из штаарма.
– Мы вас ждем, Товарищ комендант!
– гаркнул на всю землянку.
С топчана скатился подполковник, протер глаза, уставился на меня и замахал руками:
– На этот раз не пройдет!..
– Здравствуй! Вижу, узнал меня...
– А, иди ты!.. Нет твоего полка в графике - на переправу ногой не вступишь, так и знай, - Он сел на топчан, почесал спину.
– Я на этот раз ответственный порученец штаарма, Комендант вскочил.
– Господи, пропала моя голова!
– Почему же?
– Накавардачишь, мать честная...
– Лейтенант, выйди на минуту, - приказал я. Подождал, пока закрылась за ним дверь.
– Дай руку! Подполковник Тимаков.
– Да знаю я тебя... И надо же - моим начальником оказался. Не застрелишь насмерть, а? Филипп Казимирович, от роду сорок два.
– Сунул теплую руку в мою холодную как лед.
– Константин Николаевич. А "накавардачишь" - это ты здорово сказал! Произвел впечатление, поэтому обещаю сохранить тебя для будущего, до дней, когда будешь качать внука. А пока угости чайком, Филипп Казимирович.
– А покрепче?
– Начнем не с этого. Кто сегодня по графику и когда начнется марш?
– Эх, недоспал! Ты уж сегодня все маты на себя бери, ага?
– Матов не будет, Филипп.
– Тю на тебя, перекрестись! Знаешь, у русского мужика дурацкое упрямство. Решил раньше всех быть на том берегу - график не график, а прет как сатана. Вот тебе и вся обстановка.
– Короткие пальцы его то сжимались, то разжимались. Он сам это заметил, сунул руки в карманы.
– Баба домой не примет - на хрен ей такой псих?
* * *
Меня потребовал к себе командир дивизии. Он жил в ближайшем от переправы доме. Немолодой генерал с детскими глазами и суровыми складками морщин, расходящимися от ноздрей к уголкам рта. Я представился.
– Ладно уж, садись, чайком побалую.
– Он подкладывал мне удивительно вкусные шаньги, и я их умял, наверное, с дюжину.
– Начнем переправляться на два часа раньше. Так, подполковник?
– Это невозможно, товарищ генерал. Только по графику, утвержденному начштаарма.
– Слепой, что ли? График, график, но и голова на плечах. Небо шашкой не проткнешь!
– Километрах в девяти севернее на небе голубые окна.
– Ерунда. Имей в виду: приказ командирам частей мною уже отдан.
– На переправе до семи вечера будет обычное движение.
– Смотри, я, брат, могу и руки скрутить, ежели нужда заставит!..
Небо и вправду низкое, чуть ли не за береговые кручи цепляется. Может, генерал и прав, желая выгадать по крайней мере часа два времени?
Я послал дежурного офицера на разведку. Полчаса спустя его мотоцикл затормозил возле меня.
– В районе Херхецсанто небо высокое. С поста воздушного наблюдения есть рапорт: над поселком четыре часа висела немецкая "рама".
– Действовать по боевому расписанию. Всем по местам.
Филипп Казимирович, широко зевая, спросил:
– Ты, брат, не успокоился ли? Погляди повыше. Замечаешь?
– Колонна грузовиков с пушками!
– ахнул я.
– То-то!.. Ты уж сам сегодня, лады?
Между деревьями я увидел первый "студебеккер". В кузове - солдаты, на прицепе - тяжелая гаубица. Все это, тормозя, ползет к нам. Из-за левого борта тягача выскочил "виллис", скользнул по склону. Высокий худощавый полковник крикнул из машины:
– Эй, как переправа?
– В полном порядке.
– Поднимай шлагбаум, ручаюсь, в один заход часть моя будет за рекой.
– Здравия желаю, товарищ полковник. Ваша часть будет переправляться согласно графику в четыре часа утра. Прошу убрать колонну с дороги.
Он спрыгнул на землю, дернул головой точно от удара.
– Сроду такого сукиного сына не видел! Я старший по званию и действую по приказу комдива.
– А я - по приказанию начштаарма генерала Валовича.
Полковник щелкнул пальцами, отвернувшись от меня, махнул рукой колонна загудела мощными моторами, заглушив ревущий бег Дуная.
– Группа оперативная, к бою!
– скомандовал я.
– Предупреждаю: буду стрелять по скатам!
Полковник задыхался от бешенства.
– Ты, мать твою...
– Его словно вылинявшее на глазах лицо передернуло судорогой.
– Освободите дорогу, и немедленно, - потребовал я.
Не знаю, что подействовало - то ли моя сдержанность, то ли решительный вид автоматчиков, готовых исполнить приказ, но полковник перекрестил над головой руки, и машины, разворачиваясь, стали удаляться от переправы.
Ну и ну! Сколько же будет таких наскоков, и хватит ли у меня выдержки?
Нещадно сек нас дождь, вымокли, грелись неразбавленным спиртом. Я ни на минуту не отлучался от шлагбаума. Из ночи вдруг выныривали какие-то подразделения, о которых в графике не было ни единого слова, и прорывались на переправу. На середине реки неожиданно застряла машина-фургон. Техник-лейтенант божился и клялся, что через десять минут он тронется с места и - аллюр три креста - будет за Дунаем. Филипп Казимирович залез под кузов. Выскочил с такой поспешностью, будто вытолкнули его.