Остановка по требованию. Осторожно, двери закрываются
Шрифт:
— Ну ты оригиналка… А машина на что?
— Как ты будешь по берегу на джипе рассекать? — рассмеялась Аня. — Давай не ленись. Ноги тебе на что? Только на педали нажимать?
— Ну ладно… — несколько неуверенно согласился кавалер. — Пешком так пешком…
В парке было зелено и красиво. Кое-где играли дети, на скамейках сидели мамочки с колясками. Под соснами на берегу старички так азартно резались в домино, что их голоса иногда глушили птичье пение.
Жора, не привыкший передвигаться без любимых колес, очень скоро
— Как здесь красиво! — восхищенно сказала она, вдыхай нагретый солнцем сосновый воздух.
— Угу, — пытаясь отдышаться, пропыхтел Жора. — Может, в кафешку какую пойдем? Жарко здесь…
Они быстро нашли небольшое летнее кафе на берегу — с помостом над водой и четырьмя столиками под тентами на нем. Парочка уселась в тенечке, и Жора потребовал у официанта мороженого. В меню было пять видов, и новый Анин кавалер потер руки:
— Несите все! Сейчас попробуем…
Анечка ограничилась одной порцией. В отличие от Жоры, она тщательно следила за количеством съеденных калорий. Вообще порция мороженого была явным излишеством, не одобряемым адептами похудения. Но Аня всегда считала, что лучше уступить соблазну и съесть немножко сладкого, чем капать слюной на стол, наблюдая, как другие радуются еде и жизни.
Перед Жорой стояло пять пустых вазочек. Шестую он как раз приканчивал.
— Ты так любишь мороженое? — умилилась Аня.
— А что? — прочавкал Жора с набитым ртом. — Противно смотреть, как я ем? Ну уж какой есть!
Анечка молчала.
— Это я в детстве не доел, — объяснил он ей. — Бедное детство было. И теперь все ем, ем, а никак наесться не могу. Чего смотришь?
— Так… Забавно.
— Ничего забавного. Например, машина. Других детей хоть родители там возили или родственники. Хотя бы на велосипеде. А мои папаша с мамашей меня не баловали. Жили бедненько в селе. Потом мамаша на папашу случайно керосин вылила и случайно подожгла…
— Ох!..
— Вот тебе и ох. Сгорел папаня. Мамаша стала с горя выпивать, хотя и до этого частенько прикладывалась, а тут как с цепи сорвалась. Короче, попал я в детдом…
Жора сделал паузу и подлизал вазочку. Аня слушала, затаив дыхание, в глазах дрожали слезы. Он нерешительно посмотрел на ее порцию:
— Слушай, ты доедать будешь?
— Бери, бери. — Она подвинула ему свое мороженое.
— Спасибо. Это, черничное, самое вкусное. Нужно официанту сказать, чтоб еще принес.
— А дальше что?
— «Что», «что»… Как обычно. В селе я привык бороться за выживание. Папаша, когда жив был, то по уху двинет, то по скуле поучит. И мамаша тоже. Только она все больше кочергой. Так что к детдому я был нормально подготовлен. Чего смотришь?
— Да так…
— Противно? Морда — во! Кирпича просит! В глазах ни малейшего намека на мысль, а все туда же? Про бедное детство трет? Противно?
— Ты мне даже нравишься, — неожиданно
Жора подавился мороженым.
— Какой ежик?
— Прическа, — объяснила она.
— A-а! Да… — Он погладил себя по бритой голове. — Я раньше длинней носил, а потом все начали стричься, и я тоже подстригся. Теперь вот урод уродом! — И Жора грустно засмеялся.
— Чудовище ты мое, — нежно сказала она ему.
— А это ты сейчас, вроде того, дразнишься? — не понял он.
— Нет, это я сейчас сказку вспоминаю. — Анечка вздохнула. — Знаешь такую, про красавицу и чудовище? «Аленький цветочек» называется. Я в детстве маму просила, чтобы она меня на этот спектакль водила. Раз пятнадцать смотрела…
— Однако! — прочавкал Жора.
— Там чудовище было такое страшное-страшное… — вспоминала Аня. — А она должна была его полюбить, а потом поцеловать.
Жора оторвался от мороженого.
— А потом чудовище превращалось в красивого молодого человека. — Анечка мечтательно вздохнула. — А я каждый раз смотрела и не верила, что она его поцелует. И так радовалась, когда она его все-таки целовала!
Жора покраснел:
— Не надейся. Если ты меня поцелуешь, я красавцем не стану.
— А ты и так ничего, — великодушно сказала девушка. — У тебя… глаза добрые, вот. И вообще…
— Знаешь, ты, конечно, можешь сколько угодно издеваться надо мной, мне это даже нравится, но… не до такой же степени!
— Я не издеваюсь, — извинилась она.
— Тогда еще хуже. — У Жоры пропал аппетит, он отодвинул от себя недоеденное мороженое.
— Так, в чем дело? — строго спросила его Анечка. — Ты же сам говорил, что было много женщин, которым ты нравился…
Жора стал ярко-кумачового цвета.
— Ну, во-первых, я соврал. Во-вторых, если я нравлюсь женщинам, то нет никакого интереса. И вообще, так не бывает!
Анечка понимающе улыбнулась.
— Она ему нравится, он ей нравится… Это похоже на сказку, — кипятился Жора. — Давай, Анечка, ты меня не будешь путать. Будем по правилам. Ты меня ненавидишь и презираешь, а я… Как там его… Преодолеваю!
— А я тебя не хочу ненавидеть и презирать. — Она взяла его за руку.
— Почему? — растерялся Жора, его глаза беспомощно заметались: с Ани на ее руку, потом в сторону.
— Не хочется. — Она сжала его пальцы.
Жора открыл рот и уставился на нее.
В это время Ирина с Соней гуляли неподалеку от них, на противоположной стороне озера.
Инициатива встретиться исходила от Сони. Ирина охотно согласилась. Ей было так тошно после сеанса макишевской магии с полным разоблачением Смирнова, что она не могла сидеть дома и смотреть, как Степашка рисует своих «покемонов».
— Ну что, довольна? Отомстила? — без особой злобы спросила Ирина подругу. — Неужели ты меня так не любишь?