Остановка в пустыне
Шрифт:
– Как вы думаете, я не слишком преувеличивал, говоря, что моя дочь красавица?
– спросил он.
– Вы сильно занизили оценку, - ответил я.
– Она потрясающая красавица. Поздравляю вас. Но и жена ваша не менее прелестна. Честно говоря, оказавшись между ними, я едва устоял на ногах, - добавил я, рассмеявшись.
– Я заметил, - сказал он и тоже рассмеялся.
– Это две большие шалуньи. Они так любят пофлиртовать с мужчинами. Но я ничего не имею против. В легком флирте нет ничего дурного.
– Абсолютно ничего.
– По-моему, это весело и забавно.
– Это обворожительно, - сказал я.
Меньше чем через полчаса мы подъехали к дороге Исмаилия - Иерусалим. Мистер Азиз свернул на черное гудроновое покрытие и повел машину в сторону бензоколонки со скоростью семьдесят миль в час. Через несколько минут мы будем на месте. Итак, я постарался перевести разговор на волновавшую меня тему повторного визита, мягко и отнюдь не навязчиво напрашиваясь на приглашение.
– Я в себя не могу прийти от вашего дома, - сказал я.
– По-моему, он просто чудо.
– Славный дом, не так ли?
– Мне кажется, вам должно быть там очень одиноко, ведь вас только трое?
– Не более одиноко, чем в любом другом месте, - возразил он.
– Люди повсюду одиноки, где бы ни жили. В пустыне или в городе - не все ли равно. Но вы же знаете, у нас бывают посетители. Вы бы удивились, узнав, сколько людей заезжают к нам время от времени. Вот как вы, например. Мы были вам очень рады, дорогой друг.
– Я никогда этого не забуду, - сказал я.
– Доброта и гостеприимство в наши дни встречаются не так часто.
Я ждал, что он пригласит меня заехать снова, но он не сделал этого. Наступило молчание, немного неловкое молчание. Чтобы прервать его, я сказал:
– Кажется, я впервые в жизни встречаю такого внимательного, такого заботливого отца.
– Вы говорите обо мне?
– Да. Построить дом здесь, на краю света, и жить в нем ради дочери, чтобы защитить ее. Разве это не замечательно?
Я видел, что мистер Азиз улыбнулся, но он не отвел глаз с дороги и ничего не сказал.
Впереди, примерно в миле от нас, уже были видны бензоколонка и несколько лачуг. Солнце поднялось высоко, и в машине становилось жарко.
– Не многие отцы пошли бы на такие жертвы, - продолжал я.
Он снова улыбнулся, но на этот раз как-то застенчиво. И тут же сказал:
– Я не совсем заслуживаю той высокой оценки, которую вы мне даете. Право же нет. Если быть совсем честным, то моя хорошенькая дочь не единственная причина, по которой я живу в столь роскошном уединении.
– Я знаю.
– Знаете?
– Вы говорили. Вы сказали, что вторая причина - пустыня. Вы сказали, что любите ее, как моряк любит море.
– Да, говорил. И это чистая правда. Но есть и третья причина.
– И что же это?
Он не ответил. Он сидел совершенно спокойно - руки на руле, глаза прикованы к бегущей навстречу дороге.
– Извините, - сказал я.
– Мне не следовало донимать вас вопросами. Это меня не касается.
– Нет, нет, все в порядке, - сказал он.
– Не надо извиняться.
Я посмотрел через окно на пустыню.
– Кажется, сегодня еще жарче, чем вчера, - заметил я.
– Должно быть, уже перевалило за сотню градусов.
– Да.
Я видел, как он слегка поерзал на сиденье, будто стараясь сесть поудобнее. Затем он снова заговорил:
– Впрочем, почему бы мне не сказать вам всю правду об этом доме. Вы не производите впечатления человека, любящего сплетни.
– Конечно нет, - сказал я.
Мы были уже совсем близко от заправочной станции, и он сбавил скорость почти до скорости пешехода, чтобы успеть договорить. Я увидел двух арабов; они стояли около “лагонды” и смотрели в нашу сторону.
– Эта дочь, - сказал он наконец, - та, которую вы видели, она у меня не единственная.
– Правда?
– У меня есть еще одна дочь, на пять лет старше.
– И несомненно, такая же красавица. Где она живет, в Бейруте?
– Нет, она живет в доме.
– В каком доме? Неужели в том, который мы только что покинули?
– Да.
– Но я ее не видел.
– Ну, - он резко повернулся и посмотрел мне в лицо, - может быть, и не видели.
– Но почему?
– У нее проказа.
Я подпрыгнул на сиденье.
– Да, знаю, - сказал он.
– Это ужасная болезнь. К тому же у бедной девочки наихудшая форма. Известная под названием лепрозная анестезия. Она почти не поддается лечению. Будь это лепроматозная форма, все было бы куда проще. Но, увы, что есть, то есть, и никуда от этого не денешься. Поэтому, когда в доме гость, она не выходит из своих комнат на третьем этаже.
Должно быть, к этому времени машина уже подъехала к заправочной станции, поскольку дальше в моей памяти всплывает то, что мистер Абдул Азиз сидит рядом, смотрит на меня своими умными черными глазами и говорит:
– Но, мой дорогой друг, не стоит так тревожиться. Успокойтесь, мистер Корнелиус, успокойтесь! У вас нет никаких, абсолютно никаких причин для беспокойства. Это не очень заразная болезнь. Заразиться ею можно только через интимный, самый интимный контакт с больным.
Я очень медленно вышел из машины и стоял на солнцепеке. Араб с обезображенным болезнью лицом ухмылялся, глядя на меня, и говорил:
– Приводной ремень на месте. Теперь все в порядке.
Я полез в карман за сигаретами, но рука так дрожала, что я уронил пачку на землю. Я наклонился и поднял ее. Затем вынул сигарету и кое-как прикурил. Когда я снова поднял глаза, то увидел, как зеленый “роллс-ройс” мчится по дороге уже в полумиле от меня.