Остановка в пустыне
Шрифт:
Конечно, это смешно.
– Думаю, - говорил мой спутник, - вы удивлены. Зачем, спрашиваете вы себя, ему понадобилось заводить дом в таком месте?
– В общем, да, немного удивлен.
– Все удивляются, - сказал он.
– Все?
– повторил я.
– Да.
Так, так, подумал я. Значит, все.
– Я здесь живу, - сказал он, - потому что ощущаю особое сродство с пустыней. Она влечет меня так же, как моряка влечет море. Вам это кажется странным?
– Нет, совсем не кажется, - ответил я.
Он помолчал, сделал затяжку и продолжил:
– Это одна причина, но есть и другая. Вы семейный человек, мистер Корнелиус?
– К сожалению, нет, - ответил я осторожно.
–
– Боюсь, что именно так.
– Ах!
– Мне показалось, что он разочарован.
– Вы хотите сказать, что никогда не были женаты?
– Нет… никогда… - сказал я.
– Никогда не был.
– Я ждал неизбежного вопроса. И он не преминул задать его через минуту.
– И вам никогда не хотелось жениться и иметь детей?
Все они задавали мне этот вопрос. Это был самый простой способ спросить: “А вы ненароком не гомосексуалист?”
– Однажды, - сказал я, - только однажды.
– А что случилось?
– В моей жизни была только одна женщина, мистер Азиз… и когда ее не стало… - Тут я вздохнул.
– Вы хотите сказать, что она умерла?
Я кивнул, мне было слишком трудно говорить.
– Мой дорогой друг, - сказал он, - простите меня за бестактность.
Некоторое время мы ехали молча.
– Поразительно, - пробормотал я, - как после такого теряешь интерес к плотским утехам. Наверное, это шок. От него невозможно оправиться.
Он сочувственно кивнул и проглотил наживку.
– Вот я и путешествую, стараясь забыть. Годы и годы…
Мы подъехали к подножию горы Магара и теперь поднимались по серпантину к северному склону, тому, что не виден с дороги.
– За следующим поворотом вы увидите дом, - сказал мистер Азиз.
Мы свернули еще раз… Я смотрел и, признаться, первые несколько секунд буквально не верил своим глазам. Передо мной был замок, именно так - высокий белый замок с башнями и шпилями, который стоял, словно волшебная сказка, среди острова зелени в нижней части раскаленного склона голой желтой горы! Это было фантастическое зрелище! Прямо из Ханса Кристиана Андерсена или братьев Гримм. В свое время я видел много романтических замков в долинах Рейна и Луары, но никогда прежде не видел я ничего более грациозного и изящного. Зелень при ближайшем рассмотрении оказалась прелестным садом с лужайками и финиковыми пальмами, отделенным от пустыни высокой белой стеной.
– Вы одобряете?
– улыбаясь, спросил мой хозяин.
– Это невероятно! Словно замки из всех волшебных сказок мира воплотились в одном.
– Так оно и есть!
– воскликнул мистер Азиз.
– Это замок из волшебной сказки! Я построил его специально для моей дочери, для моей прекрасной принцессы.
И прекрасная принцесса заключена в этих стенах своим суровым, ревнивым отцом. Царем Абдулом Азизом, который лишает ее радостей мужского общества. Но берегись, ибо сюда грядет принц Освальд Корнелиус, чтобы освободить ее. Втайне от царя он похитит принцессу и сделает ее очень счастливой.
– Но вы должны признать, что это несколько другой мир, - сказал мистер Азиз.
– Вы правы.
– К тому же это очень милое и уединенное место. Здесь я сплю совершенно спокойно. И принцесса тоже. Можно не бояться, что какие-нибудь неприятные молодые люди пролезут ночью в эти окна.
– Согласен, - сказал я.
– Здесь был небольшой оазис, - продолжал он.
– Я купил его у правительства. Воды сколько угодно, бассейн, сад в три акра.
Мы въехали в главные ворота и, словно по мановению волшебной палочки, оказались в миниатюрном раю из зеленых лужаек, цветников и пальм. Все было в идеальном порядке, на лужайках играли водяные струи дождевателей. Когда мы подъехали к двери дома, из него выбежали двое слуг в белоснежных одеждах и алых фесках. Они остановились по обеим сторонам машины, чтобы открыть дверцы.
Двое слуг! Если бы в машине было не два человека, а один, они бы тоже явились вдвоем? Едва ли. Моя странная теория, согласно которой меня просто-напросто умыкнули в качестве обеденного гостя, представлялась мне все более и более вероятной. Все это было очень забавно.
Хозяин провел меня через парадную дверь, и я сразу же ощутил тот приятный легкий озноб, который появляется всегда, когда входишь со страшной жары в комнату с кондиционером. Я стоял в холле. Пол был выложен зеленым мрамором. Справа от меня широкая арка вела в огромную комнату, и перед моим взором на мгновение предстали прохладные белые стены, прекрасные картины и превосходная мебель в стиле Людовика XV. Попасть в такое место посреди Синайской пустыни!
По лестнице медленно спускалась женщина. Мой хозяин отвернулся, чтобы поговорить со слугами, и не сразу увидел ее, поэтому, дойдя до нижней ступени, женщина остановилась, положила обнаженную, похожую на белую анаконду руку на перила и стала меня рассматривать, словно была царицей Семирамидой на ступенях Вавилонского храма, а я соискателем ее милостей, который, возможно, придется ей по вкусу, а возможно, и нет. У нее были иссиня-черные волосы и такая фигура, что у меня пересохли губы.
Обернувшись и увидев ее, мистер Азиз сказал:
– Ах, вот и ты, дорогая. Я привез тебе гостя. У него сломалась машина на заправочной станции - такое невезение, - поэтому я предложил ему вернуться и переночевать у нас. Мистер Корнелиус… моя жена.
– Очень приятно, - спокойно сказала она, подходя ко мне.
Я взял ее руку и поднес к губам.
– Мадам, я покорен вашей любезностью, - пробормотал я.
От этой руки исходил какой-то дьявольский аромат. Почти животный. Он вобрал в себя тонкие, едва уловимые половые секреции кашалота, самца мускусного оленя, бобра - невыразимо острые и бесстыдные, они доминировали в этой смеси запахов, позволяя лишь слегка пробиваться ароматам чистых растительных масел - лимона, лотоса, мирры. Это было потрясающе! И вот что еще я заметил в этот первый ослепительный миг: когда я взял ее руку, она, не в пример другим женщинам, не позволила ей вяло лежать на моей ладони, словно сырое рыбное филе. Напротив, положив мне на ладонь четыре пальца, большой палец она подвела под нее; таким образом, у нее была возможность - и, клянусь, она ею воспользовалась - слегка пожать мою ладонь, пока я запечатлевал на ее руке традиционный поцелуй.