Остановка
Шрифт:
– Я пойду, Полина Антоновна.
Она поднялась, и ясно было, что не нужно ее удерживать. И в то же время... она сама задержалась. Ненадолго, правда.
– Полина Антоновна!
– Да, деточка. Пора тебе? Что ж... иди.
– Вы обещали... Помните?
– Ах!.. Голова дырявая. Конечно, конечно.
И старушка торопливо подошла к шкафу, отворила дверцу, наклонилась и достала из нижнего ящика что-то завернутое в газету, плоское, небольшое.
– Вот, Леночка.
Она уже протянула сверток, сверху он был крест-накрест перевязан черной тесьмой, - но тут посмотрела на меня и опустила
– Ты, Коля, наверно, хочешь взглянуть?
– Что это?
– На, развяжи.
Лена смотрела куда-то в пространство.
Я с некоторым трудом одолел туго стянутый узелок и развернул газету Под ней оказалась всего лишь фотография, старый снимок, застекленный в рамочке. Но зато какой!
– три молодых человека, положив руки на плечи друг другу, улыбались бездумными улыбками безмятежной юности... Да, да, тот самый, на котором слева во вздутом ватой пиджаке стоял и я вместе с Сергеем и Михаилом. Тот самый, который помнил и не нашел на стене, потому что Сергей снял его.
– Вот не ожидал...
– Если вы хотите взять эту фотографию себе, возьмите.
Лена произнесла слова четко, будто прочитала, но не дочитала. Дальше ясно слышалось: "Не берите! Она нужна мне!"
И, подчиняясь этим непроизнесенным словам, я запротестовал:
– Что вы! Пожалуйста! Мне было просто любопытно взглянуть.
Хотя внутренне я был в полном недоумении. Зачем? Почему? Нашел один только аргумент. Девушка может быть полезной одинокой Полине Антоновне. Забежит, поможет. Вот и уступает она капризу, желанию Лены иметь юношеский снимок покойного учителя. И я, так подумав, уступил первородство.
– Пожалуйста.
Фотография была снова завернута, но на этот раз обошлось без тесьмы Лена уложила ее в сумку.
– Заходи, девочка.
– Обязательно, Полина Антоновна.
Они вышли в прихожую, а я снял пиджак и повесил на спинку стула. Чувствовалась усталость. Все-таки день был не из легких.
– Удивился, что я фото отдана?
– спросила Полина Антоновна, возвращаясь в комнату.
– Вам виднее.
– Себе взять хотел? Понимаю. Не сообразила. Раньше ей обещала. А я привыкла слово держать.
– Зачем ей этот снимок?
– Для матери попросила.
– Для кого?
Мне показалось, что ослышался.
– Лена-то Натальина дочь.
Это распространенное имя мне ровным счетом ничего не сказало.
– Неужто забыл Наташу?
– Наташу?
– Кузьмину. Наташу. Помнишь?
– Да вы что? Неужели?
– Дочка это ее, - подтвердила Полина Антоновна.
Так вот чем привлекла меня эта девушка! Она была похожа на мать, даже очень похожа. Только прическа другая. У той коса, а у Лены волосы по-современному разбросаны по плечам. А заплети она их в косу... Впрочем, это я зря. Я уже привык к тому, что с возрастом все чаще видишь случайно, встречаешь людей, похожих на тех, кого знал в свое время молодым. Идешь по улице, вдруг - он! Сделаешь шаг навстречу и поймешь - ошибся, у того давно уже и комплекция другая, и шевелюра пореже... Так и привыкаешь постепенно, понимаешь, что природа во всем многообразии не столь уже неисчерпаема, и каждое поколение состоит из давно протиражированных типов лиц. Правда, природа всегда мудра, и это повторение тоже свой смысл имеет. Рассматриваешь, например, в музее кавалера в жабо и вдруг замечаешь, что сними он шляпу с пером и постригись по-человечески, и окажется не на виконта, а на техника из домоуправления похожим. Так и ощутишь преемственность поколений от "Ночного дозора" до нашей простой ПМГ.
Но это шутки, конечно, которыми я свой мозг от перегрузки дня начал уже предохранять, а по сути родство Лены с Наташей впечатление на меня, конечно, произвело серьезное, вновь отбросило в атмосферу прошлого, тех лет, когда вместе со мной, Сергеем и Михаилом в одной группе училась Наташа Кузьмина.
– Не ожидал.
– Разве Сергей не говорил никогда?
– Что?
– Что Наталья рядом живет.
И Полина Антоновна назвала ближний городок, куда минут за тридцать можно было добраться электричкой.
– Нет, никогда... Да ведь я и бывал-то не так часто.
– Верно. Лена у него заниматься стала уже после твоего приезда последнего.
Конечно, зачем ему было говорить о Наташе? Приезжал я ненадолго, хватало и более важных дел. А Наташа что? Она ведь даже до выпуска не доучилась вместе с нами. Исчезла как-то неожиданно. Кажется, мать тяжело заболела, переводиться пришлось. Помню только, что произошло это сразу после трагической смерти Михаила.
– Вот, понимаешь, и попросила она карточку для матери. Ты уж не обижайся.
– Ну, о чем вы...
– А у меня к тебе просьба есть.
– Охотно, все что могу...
– Можешь.
Это Полина Антоновна произнесла уверенно, а вот в самой просьбе как бы затруднилась. Во всяком случае, мысль свою первоначально выразила не очень ясно.
– Говорили тут уже со мной. Приходили. С кафедры. Короче, бумагами, архивом интересуются.
– Сергея?
– Да. Ты в этом понимаешь?
– Ну, можно сказать...
– Я так и думала. Посмотри, сделай милость.
– Бумаги? С какой целью?
– Посмотри. Труд-то вроде бесхозный остается. А аарод пошел бойкий...
– Ваши права...
Она махнула рукой.
– Какие права? Зачем они мне! Не о себе пекусь.
– О ком же? О Сергее?
Я подумал, она опасается, что кто-нибудь присвоит его труд.
– Погляди в общем виде Что к чему. Если есть что интересное, лучше я Лене отдам.
– Лене?
– Не удивляйся. Она умница. До ума доведет.
Я почувствовал, что не только практические соображения движут Полиной Антоновной.
– Вы привязаны к ней?
– Сережа был привязан... И она к нему.
Как было понимать эти слова, я не спросил, не решился.
– И все-таки вопрос щепетильный.
– А если проходимцу достанется? Думаешь, они только на базах орудуют?
По существу я не возражал. "Оставь надежды, сюда входящий" на вратах храма науки пока не написано. Для проходимцев, я имею в виду. Однако же...
Полина Антоновна видела мои колебания.
– Ты думаешь, я твою щепетильность не понимаю? Понимаю прекрасно и уважаю. Но помочь Елене хочу Да и справедливо это. Сергей-то ее не довел... Теперь у нее дела усложнятся. Сам слышал. А ей нужно поскорее на ноги встать. Защититься. Жизнь у нее очень даже нелегкая. Муж... Ты тут спрашивал, научный работник? А он вообще не муж, а так...