Оставалось семь дней
Шрифт:
Темнота вокруг словно всколыхнулась.
— Тише, ребята! — крикнул Коля. — Разойдитесь! Мы поделим хлеб и разнесем его по комнатам…
Хлеб делили долго, и Володя тем временем пробрался в угол, на свое старое место, и сел рядом с Катей, которая с жадностью уплетала кусок хлеба. Он вспоминал, как они с Жорой ковыляли целый километр по глубокому снегу и переползали на животе овраг. Многие ребята так ослабли, что такой путь им будет не под силу… Значит, их придется тащить на руках? Все это казалось невыполнимым. И как смогут партизаны вывезти детей
Покончив с раздачей хлеба, подошли Коля и Нина. Обоим не терпелось поскорее узнать все подробности.
— Расскажи, как ты нашел партизан? — попросил Коля.
— Я встретил в лесу одного человека, — пояснил Володя.
— Партизана?
— Нет, лесного объездчика, а он у партизан связной.
— И он привел тебя к партизанам?
— Нет, они сами пришли к нему домой… Командир и комиссар.
— Это они послали тебя в лагерь?
— Да, нужно было вас подготовить… И потом принести хлеб.
— А кто был с тобой?
— Жора, это сын объездчика.
— Наверное, смелый парень?
— Очень смелый и очень ловкий… Я бы без него пропал. Это он выломал доски в окне, хотя за домом ходил часовой…
— Вы оба молодцы! Ничего не испугались! Володя поспешил переменить тему разговора.
— Как вам удалось задержать Геллу? — спросил он. — И когда меня хватились полицаи?
— Гелла вбежала в подвал и разыскала Катю, а потом легла рядом с ней и пролежала так всю ночь. Только к утру стала проситься наружу. Тут мы ее и выпустили. Ты уже был далеко. А полицаи хватились тебя только к вечеру. Утром они переезжали на кухню и у них не было времени устраивать проверку, зато вечером… Если б ты знал, что было вечером. Конопатый орал, боялся, что им достанется от Беренмейера, а Таракан стал нас допрашивать, куда ты делся? Но мы ему ничего не сказали. А потом приехал Беренмейер и солдаты. Много солдат…
— Я знаю, десять человек.
— Это в тот день десять, а на следующий день еще десять. Всего их сейчас здесь двадцать человек. И Беренмейер приказал забить окно.
— Вас эти дни так и не кормили?
— Кормили. А то бы все в лежку лежали.
— Как кормили? Кто вас кормил?
— Твой немец кормил. Ну, тот, что в серой шинели. Отобрал картошку у Таракана и стал давать ее нам, по шесть ведер в день. По ведру на комнату. Три дня давал.
— А потом?
— Потом он уехал… Должно быть, полицаи нажаловались на него Беренмейеру. Это хороший немец был! Он и смотрел как-то ласково…
— А во двор вас выпускают?
— Последние четыре дня только за водой. По пять человек. К колодцу ходим под конвоем. И стерегут нас теперь двое часовых. Ты их небось видел? Один ходит вокруг дома, другой стоит у главного входа…
Двое часовых! Час от часу не легче! Интересно, заметил ли это Жора, когда глядел во двор? И какое решение примет Михаил Германович? Но Володя не стал делиться с ребятами своими опасениями.
— Гелла приходила ко мне в гости, — сказала Катя, — по теперь ее больше не пускают…
— И это верно, — подтвердил Коля. — На следующий день она пробралась к нам. Но потом нас стали запирать. Однако уже рассветает. — Он показал на тоненькую полоску света, пробивавшуюся через верхнюю щель дощатого щита.
— Тебе надо спрятаться, Володька: последние дни проверяют прямо здесь, в подвале. Заройся поглубже в солому. Так тебе будет и тепло и удобно. Можешь даже спать, если хочешь. Только не храпи… полицаи услышат, — сказал Коля.
— Как твои ноги? — спросил его Володя, ложась к стене и пытаясь зарыться в солому.
— Сейчас я помогу тебе. Жаль, что так темно. Не видно, закрыт ты или нет… А ноги? Ноги ничего, когда я лежу, почти не болят. Ходить только трудно…
«Ему трудно ходить, — подумал Володя. — Значит, придется тащить и его на руках. Может быть, Жора поможет? Он такой сильный…»
— Нина уже спит, — сказал Коля, ложась рядом. — Это все твой хлеб. У меня и у самого глаза слипаются.
…Проснулся Володя от шума голосов. Говорили по-немецки и совсем близко. Проверка! Он лежал тихо, боясь пошевельнуться. А вдруг его заметят? И почему это в подвал пришло сразу столько народу. Ах, если бы он знал немецкий язык!
— Беда! Эсэсовцы приехали! Ты спишь? — Коля тяжело опустился на солому.
— Приехали эсэсовцы, Володя, — спокойно сказала Нина. — Они сейчас заходили сюда. Человек шесть… Но Коля зря волнуется… Ведь сегодня вечером мы бежим…
— А если они нам помешают? — Сюда приходили только офицеры, солдат же небось наехало видимо-невидимо. Это особая команда.
— Ну и что ж? Уже очень поздно… Скоро вечер. Сегодня они не станут нас убивать…
— Скоро вечер? — удивился Володя.
— Да, мы спали очень долго… Нам надо готовиться к побегу.
— К побегу? А смогут ли партизаны нас выкрасть? Вряд ли! — почти выкрикнул Коля.
Володя был поражен. Так, значит, Коля тоже не уверен в успехе, тоже волнуется. Может быть, даже боится?
Нина почувствовала его смущение.
— Нас выручат, — твердо сказала она. — Вот увидите. Я знаю, нас освободят!
Глава IX
ГЕЛЛА МЕНЯЕТ ХОЗЯЕВ
Самых слабых и больных ребят разместили ближе к окну. Крепкие и здоровые ждали в коридоре. В этот последний час здесь распоряжалась Нина. Коля сидел и угрюмо молчал: вероятно, ему было стыдно, что он испугался эсэсовцев.
Володя сел между Колей и Катей.
— Уже стемнело, — сказал он.
— Давно стемнело, хотел ты сказать, — поправил его Коля.
— Почему давно? Каких-нибудь полчаса…
— Ты думал, я струсил? — Коля сердито сплюнул. — Я только не могу сидеть тут, как крыса в норе. Когда меня били, я не плакал, даже не вскрикнул… Но когда ничего не знаешь и не видишь, что делается там…
— Мне бы тоже хотелось посмотреть из окна…
— Может быть…
— Может быть, твои партизаны уже подходят? Не думаю.