Осторожнее с огнем
Шрифт:
— Видишь, Юлия, это уже кокетство. Ты равнодушна, а хочешь привлечь его к себе. Проступок, моя милая.
— А кто же тебе сказал, что я равнодушна?
— Болтаешь пустяки!
Покраснев первый раз, Юлия скрыла лицо на плече подруги, потом засмеявшись, быстро подняла голову.
— Видишь, как я напугала тебя, но я только шутила; о, верь, что это была шутка! Кто же может влюбиться так внезапно?
— Ангел мой, иначе и не влюбляются, как внезапно! Я слышала, читала, знаю, что любовь возникает от одного взгляда.
— В самом деле? Может ли это быть?
И Юлия начала резвиться. Полусмеясь,
— Теперь, бабушка, мы непременно должны узнать, кто он. По всему видно, что молодой человек хорошо образован и богат, хотя ездит в простом костюме. Конь дорогой и отличный, сбруя изысканная, почти богатая. Не может быть, бабушка, чтобы мы не узнали о нем.
— Какая же ты любопытная! — сказала старушка, качая головою. — Надо угодить тебе, иначе тайна вскружит тебе головку.
Старостина позвонила, и почти в ту же минуту показался Войцех.
— Попроси ко мне пана Ладу.
— Сейчас!..
— Теперь, дитя мое, перейди за мое кресло, возьми книгу, если любишь меня, ни во что не вмешивайся.
Бабушка сказала: если любишь меня, а это для Юлии было выше всех приказаний. Она села за старушкой и молчала, потому что медленные шаги пана Лады послышались в соседней комнате.
Лада — старый, довольно тучный шляхтич, с большими усами, с круглым брюхом — был управляющим Старостины; честный человек, горячий охотник — он имел один недостаток — болтал самым несносным образом: зацепив его один раз, трудно уже было от него отвязаться. На вопрос о погоде, он, перебегая от слова к слову, перескакивая от мысли к мысли, рассказывал вам историю всей своей жизни. Приятно было смотреть на старика Ладу, которого румяное лицо, веселый взор, улыбающиеся уста и немного лысый лоб, но без морщинки, выражали вполне счастливого человека. И пан Лада сам рассказывал, что всю жизнь был счастлив до такой степени, что когда сварливая и пьяная жена начала надоедать ему невыносимо, он овдовел в ту же минуту. В богатом, синем полукафтане управляющий тихо приближался к покою Старостины и, наконец, отворяя дверь, начал кланяться с улыбкою еще прежде, чем вошел.
— Любезный Лада, — начала старушка, — кто этот незнакомец, который уже второй раз охотится в нашем лесу и почти у самого дома в роще? Мои девицы два раза его там встретили.
— Чужой? Ясновельможная пани! Чужой? В роще? Ей-Богу, не знаю, хоть и стыдно в этом признаться. Я знаю всех охотников в околотке, но никто не заезжает на нашу землю.
— Однако же?
— Извините, ясновельможная пани, мне самому совестно.
— Кто бы это мог быть? — спросила тихо старушка. — Молодой человек, очень пристойный, на чудесной серой лошади и, кажется, очень порядочный человек.
Пан Лада только пожимал плечами.
— Чего не знаю, то не знаю, но должен разведать, хотя бы мне Бог знает чего стоило. Это такое злоупотребление, что уж слишком! Под домом!..
— Кажется фамилия его начинается на Д.
— Вы так думаете? — говорил Лада, выпучив глаза. — На Д.? Есть много у нас фамилий, начинающихся на эту букву (не думайте ничего недоброго, впрочем). Прежде всех пан Денчак из Козьей Воли, дочь которого вышла за Кривачинского из Бзовичей, но это голь: потом Дерманский, но это посессор и Дозигорский, что был экономом в поместьях Радзивиллов и еще… а! Дермула, шляхтич, но бедняк. Все начинающиеся на Д., голь страшная, но порядочного — никого не знаю во всей окрестности. А слава Богу, не одну бочку соли съел я в этой стороне, вот уже осьмнадцатый год служу у вас — и люди меня и я людей знаю.
Управляющий задумался.
Пользуясь его молчаньем, старушка хлопотала отправить Ладу словами:
— Ну, ты разведаешь, пан, и скажешь мне.
— Непременно должен разведать! Однако что-то странно, чтобы я кого-нибудь не знал в этой стороне и притом из порядочных!
Он бы не закончил, потому что собирался систематически высчитывать всех соседей, как Старостина снова прощалась с ним, говоря:
— До свиданья!
Волей и неволей, вышел он ворча за двери, но сейчас же, встретив Войцеха, полтора часа выдержал его, рассказывая ему в сотый раз, как в 812-м году его избили казаки, как он уходил, скрывался в лесу, как ему носила туда пищу девушка, на которой он после и женился из благодарности, как она потом грызла ему голову, мучила его и потом умерла, и как он о ней плакал, и так далее.
У Войцеха уже онемели ноги, но он боялся признаться, чтобы не приписали старости того, что он привык относить к усталости.
Следующие дни прошли в напрасных поисках пана Лады, который рад был предлогу поболтать, наговорился до хрипоты. Необыкновенно, однако ж, смущала его неудача, и он не смел показаться на глаза Старостине. Никто не знал в околотке ни молодого человека, ни серой лошади. Преследуя одну цель, какие бы ни проезжал дороги, управляющий, по большей части, устремлялся в одну сторону, и не было места, которого бы он не осмотрел, а все напрасно.
Через неделю как-то ехал он по надобности в местечко и на большой дороге встретился с незнакомцем, точь-в-точь похожим на того, кого он преследовал; но прежде чем управляющий собрался завести разговор, серый конь далеко унес всадника. Лада приказал ехать во весь карьер за ним, потерял шапку, обломался на дырявом мостке и, произнося проклятия, остановился на несколько часов с переломанным дышлом. Правда, что он ругался страшным образом и наговорился вволю, но это ему ни к чему не послужило.
После этого казалось невозможным найти скрывающегося где-то молодого человека, и Юлия, более и более занятая им, предавалась мечтаниям. Снова пришла ей охота прогуляться в рощу. Напрасно Мария отговаривала, избалованное дитя не хотело слушать советов, а когда уже недоставало ни вымыслов, ни возражений, она начинала так просить, так ласкать Марию, что сиротка со слезами на глазах делала все, что хотелось Юлии. Противиться ей — было невозможно.
Наконец они ушли в рощу и сели на траве, но Юлия не спускала глаз с того места, откуда уже два раза показался интересный молодой человек.