Осторожно, медвежонок, осторожно
Шрифт:
Я должен раздеть ее догола. Я должен увидеть ее грудки. Я должен отведать их на вкус. Я умру, если не сделаю это.
Я быстро расстегиваю пуговицы ее шелковой ночнушки. Когда я раскрываю эту ткань в стороны, у меня перехватывает дыхание.
— Боже милостивый, какая же ты красивая.
В жизни я еще не видел такой идеальной пары грудей — полной, заостренной розовыми сосками, напрягшимися в тугие бусины. Я провожу пальцем по нижней стороне ее груди, а затем обхватываю ее так, чтобы осязать эту великолепную тяжесть в своей ладони.
Под моим напряженным взглядом она беспокойно
— Я мог бы кончить, просто делая это, — говорю я ей, прижимаясь губами к верхнему изгибу ее груди. — От одного взгляда на тебя я становлюсь тверже стального прута. Касаться тебя вот так? — я поглаживаю ее округлость медленными, монотонными сдавливаниями. — Для этого нужна такая выдержка, о которой я даже не подозревал. Скажи мне, ласкаю ли я тебя там, где тебе больше всего необходимо. Целую ли тебя там, где тебе больше всего необходимо. Скажи, хочешь ли ты жестче, мягче, грубее, нежнее. Мне нужно понимать тебя, Алекс.
Я целую чмокающим поцелуем кончик одного соска и перехожу к другой ее груди.
— У тебя… у тебя хорошо получается, — выдыхает она.
— Хорошо? Это ужасное слово, детка. Я хочу, чтобы ты чувствовала себя потрясающе. Я хочу, чтобы все было офигенно. — Я погружаю свои пальцы внутрь нее до тех пор, пока моя ладонь не надавливает на ее киску.
Ее ответ застревает у нее в горле. Мда, это никоим образом не назовешь просто хорошо. Она раскалено-горячая, мокрее ливня в апреле, и такая чертовски изумительная, что я отрываю руку от ее груди, чтобы до боли сжать свои яйца, дабы не излиться ей на бедра.
Я хочу быть внутри нее, когда буду изливаться освобождением. Я хочу, чтобы она это почувствовала. Чтобы поняла, что значит принадлежать мне, и чтобы она потребовала, чтоб я принадлежал ей. Я хочу завтра носить ее запах, глубоко отпечатавшийся до мозга моих костей.
Когда я вытаскиваю свои пальцы, ее киска сжимает их, делая канал невероятно узким. Вокруг моего члена она будет ощущаться как тиски. Я сжимаю свои яйца еще сильнее.
— Твоей киске это нравится. Ну признайся, — рычу я в ложбинку между ее грудями.
Ее киска стремительно пульсирует. Своими пальцами я чувствую, как ее трясет характерная дрожь, словно крошечные волны.
— Это приятно, — выдыхает она, запыхаясь.
О, теперь она просто прикалывается надо мной. Я немедленно налегаю на нее снова, мучая ее непрерывными, сильными толчками пальцев. Я терзаю ее груди, посасывая один возбужденный сосок, а затем другой.
Рукой, которой я обхватил свой член, я попеременно то сжимаю его, то поглаживаю, доводя себя до точки, а затем болезненными рывками замедляю надвигающийся оргазм. Я закрываю глаза и наслаждаюсь острым осязанием ее, ее стонами, которые сводят ее «приятно» и «хорошо» в полное дерьмо.
Она кончает, испуская вопль. Стенки ее киски вокруг меня содрогаются. Ее рука вонзается в мои волосы, и она дергает их с неистовой силой.
— Я хочу, чтобы ты был внутри меня, — шипит она резко и с паузами между слов.
Я тоже.
Я поспешно сажусь и из запасов вытаскиваю презерватив. Пижамные штаны у меня стянуты на бедра, и я надеваю презерватив на член, прежде чем она успевает сделать свой следующий вдох.
И одним решительным толчком я оказываюсь внутри нее.
— Вот черт. Вот черт. Вот черт, — скандирую я как мантру.
Святая Матерь всего, что живет и дышит, этот опыт что-то вроде некой разновидности религиозного откровения. У меня закатываются глаза, когда последние волны ее оргазма сжимаются вокруг меня. Это самый члено-сжимающий секс, который мне когда-либо доводилось испытывать.
— Чувствовать тебя так потрясающе. Это лучшая ночь в моей жизни. Если это сон, — говорю я ей напряженным голосом, — не буди меня.
Я поддерживаю себя одной рукой рядом с ее плечом, а другой хватаю ее за бедро. Она тянет меня вниз, к себе, и наши уста снова встречаются в столкновении зубов, губ и языков.
С нее хватит разговоров со мной, и меня это устраивает, потому что я даже не в силах что-либо соображать.
Теперь я только чувствую. Ласковую хватку ее влагалища, когда мой член двигается внутрь и наружу. Трение ее мягких грудей о мою грудь. Ее твердые, как алмазы, кончики с каждым выпадом напрягаются все больше. Ее сочные губы пожирают мои, как будто я самое вкусное, что она когда-либо пробовала на вкус.
Все эти ощущения уже начинают надо мной возобладать, и мое намерение не торопиться и трахать ее до тех пор, пока она не станет терять сознание, улетучивается. Мое тело стремится к освобождению, которое я так долго сдерживал.
Потому что я наконец-то внутри Алекс. Я наконец-то похоронен по самые яйца глубоко в ее сладости. Черт, наконец-то я дома. С моей парой.
И это уже чересчур. Я поддаюсь эйфорическому наслаждению, которое удерживалось в узде слишком долго. Оно уже поглощает меня.
— Кончи со мной, — умоляю я.
Не нарушая ритма, я протягиваю руку между нами и нахожу ее клитор. Я тру его, обводя его кругами, до тех пор, пока не начинаю ощущать, как она вокруг меня пульсирует. На этот раз, когда она снова кончает, я поглощаю ее вопль. У меня ушах ревет кровь, поскольку, готов поклясться, что из моего члена, заполняя резину, рвануло все мое семя, порожденное мною с момента моего рождения.
Всей своей массой я обрушиваюсь сверху нее, задыхающийся и полностью вымотанный.
— Дай мне десять минут, — бормочу я в ее пышные груди.
Глава 6
АЛЕКС
Странно находиться в постели с мужчиной и знать, что я только что использовала его для секса. Я лениво провожу ладонями по рукам Гриффина, потому что прикасаться к ним — это само по себе удовольствие. Мое тело устало и пресытилось, однако мой разум продолжает нестись со скоростью миллион миль в минуту. В отличие от Гриффина, я не могу так лежать. Он давит на меня своим крупным телом, и хотя мне это нравится, я утрачу всякую способность дышать, если он с меня не скатится.