Осторожно, Питбуль-Терье!
Шрифт:
Рождество под запретом
Проснувшись, я тут же спешу к маме.
Белая как мел, она сидит в постели, смотрит прямо перед собой черными глазами и дышит тяжело и быстро. Лицо словно бы застыло и превратилось в жесткую, злую гримасу.
— Нам придется отменить Рождество, — говорит мама.
Я сжимаюсь.
— Нет, — хнычу я.
Мама разражается рыданиями. Ей,
У меня немеют плечи и затылок.
Похоже, это была последняя капля. А что, если она никогда не станет нормальной? А всегда будет сидеть вот так. Уставившись в пустоту черными глазами. А скоро и меня перестанет узнавать. Мальчик, ты кто?А потом пугаться и звонить в полицию. Прогоните этого мальчика!Полиция как увидит ее, так в три секунды упечет в сумасшедший дом.
Я со всех ног бросаюсь назад в гостиную и начинаю убирать елочные игрушки в обтрепанную картонную коробку.
Надо хорошенько постараться, и тогда я, конечно, обойдусь без Рождества. Миллионы детей о нем вообще никогда не слыхали, и ни один из них от этого не умер. Не говоря о том, что Рождество — это церковный праздник. А я уж не настолько верующий человек. Во всяком случае, не настолько, чтоб умереть без Рождества.
Я снимаю с елки шары и игрушки и стараюсь не обращать внимания на мамин плач.
Если бы у меня был выбор, я бы не стал жертвовать Рождеством. Но раз мама теряет рассудок из-за этого праздника, то выбора у меня не остается. Джим, сожми зубы и терпи.
Я выдергиваю вилку из розетки, елка гаснет.
Мама сидит, сжавшись, подтянув коленки к подбородку. Она раскачивается взад-вперед, всхлипывая и подвывая. Лицо стало некрасивым от слез.
— Все убрал, — говорю я.
Не похоже, чтобы она видела меня. Она качается в прежнем ритме.
А плач нарастает.
И она смотрит в никуда. Я подхожу к ней, я заглядываю ей в глаза. Но мама отводит взгляд. Она где-то совсем не здесь. И меня не замечает.
Мне становится очень страшно.
Как же мне нужен мой бункер!
И Курт, и Рогер
Я второпях напяливаю на себя одежду.
В бункере можно прекрасненько себе отметить Рождество. В войну так поступали сплошь и рядом. И никто не жаловался.
Рождество еще довольно не скоро, завтра вечером. Мы с Терье успеем отбить бункер.
Я распахиваю дверь и сталкиваюсь нос к носу с Куртом. Вид у него немного удивленный. У меня, наверно, тоже.
Руку он держит на звонке. И отдергивает ее при моем появлении, а верхнюю губу приподнимает в каком-то подобии улыбки.
— О, какая встреча! — говорит он.
Я выскакиваю за порог и закрываю за собой дверь, Рогер тоже здесь, вижу я. Стоит под маминым окном с гвоздем в руке. Вот поганец. У меня кровь начинает стучать в висках.
Курт убирает с лица улыбку и мрачнеет.
— Ну? — говорит он. — Подумал?
Рогер медленно подносит гвоздь к окну, упирает его в стекло. Оглядывается на меня. И проводит гвоздем по стеклу с душераздирающим звуком.
— Да! — говорю я.
Рогер прекращает пытку.
Курт пялится на меня. Морда у него сжалась, как кулак.
— Ответ да, — повторяю я.
Курт изображает на лице улыбку, но это не помогает, вид у него по-прежнему свирепый. Рогер опускает гвоздь.
Ну что ж, значит, теперь мне нужно придумать ну очень хороший план.
Возвращение в бункер
Бункер довольно мало похож на тот, каким я его запомнил. Внутри темно и сыро. И пахнет мочой. Нет, хуже: воняет. И на стенах прибавилось картинок с голыми тетями. Меня начинает мутить.
Но хуже всего, что здесь промозгло и холодно. Кирпичные стены заиндевели. Бункер весь выморожен.
Я протягиваю руку к печке.
— Она вышла из строя, — говорит Рогер.
Курт излагает свой план. Я должен привести Терье в бункер. Едва он войдет в дверь, Курт с Рогером набросятся на него.
— И тут мы его поколотим, — говорит Курт.
— Отделаем под орех, — повизгивает Рогер.
— А теперь, — говорит Курт, тыча в меня пальцем, — иди сходи за ним.
У Терье
Я стою на горке рядом с домом Терье. Мне видно его гостиную. Маленькая елочка красуется у балконной двери. Она украшена позолоченными разноцветными шариками и лентами мишуры. Мягко светится гирлянда.
Даже завидно.
Такая идиллическая картина.
Повезло Терье. Пусть у него не самый идеальный папа. Но по крайней мере ему положено Рождество.
Злой ветер гудит между деревянными брусьями. Кругом темно. Очень темно.
Я прибавляю шаг.
Мой план прост, но гениален: мы с Терье заходим в бункер. Колотим Курта с Рогером. Они убегают. И бункер остается нам.
Странно, что я не додумался до этого раньше.
Я звоню к Терье. Долгое время ничего не происходит. Наконец резко просыпается домофон:
— Да?
У Терье голос как у боксера после нокаута.
— Это я, — говорю я.
— Терье. Я с тобой говорю или нет? — кричит на заднем плане Торстейн. В домофоне шум и помехи.