Осторожно: яд!
Шрифт:
— Джон? — удивилась Рона. — А что с ним?
— Мы не знаем, — ответила Френсис. — Он очень плохо себя чувствует. У него боли и слабость.
— Боже! — Такое восклицание для обычно спокойной и выдержанной Роны означало, что она испугалась. — Конечно, я немедленно поднимусь к нему. Он в постели?
— Да. С ним Дуглас. Я не знаю, надо ли говорить Анджеле.
— Держи ее от этого подальше, — коротко бросила Рона.
Она поспешила наверх по лестнице, я встретил ее на площадке, но она только коротко кивнула и прошла
— Джон, — произнесла Рона, — что это за дела? Я думала, что, наверное, раньше небеса низвергнутся на землю, чем вы окажетесь больным в постели. Так что случилось?
Джон объяснил ей сонным голосом. Теперь он выглядел лучше, так что я поступил правильно, уложив его в постель.
Рона слушала, плотно сжав губы. Затем проверила пульс. Френсис принесла из комнаты Анджелы термометр. За считанные секунды Рона провела весьма профессиональный осмотр. Закончив, хмыкнула.
Джон смущенно посмотрел на нее.
— Рона, может быть, у вас найдется какое-то лекарство, чтобы унять боль? Она накатывает спазмами, и это… тяжело переносить.
Рона кивнула.
— Джон, я полагаю, у вас пищевое отравление. — Она замолкла, задумавшись, постукивая туфлей по полу. — Поскольку с Гленом связаться невозможно, я, пожалуй, сделаю вам промывание желудка.
Джон запротестовал, но не очень решительно, а Рона, не слушая его, быстро вышла из комнаты. Я почувствовал огромное облегчение. Наконец-то дело со здоровьем Джона попало в надежные руки.
Глянув на него, я неспешно вышел в коридор.
Рона была внизу, говорила по телефону своим обычным спокойным тоном, объясняла горничной на другом конце линии, что нужно немедленно сюда принести. Она была помощницей брата, готовила все лекарства, так что знала, где что лежит в его кабинете.
— Слушайте внимательно, Элис. Я сейчас вам продиктую, что мне нужно, и вы немедленно принесете это сюда. Срочно, вы поняли?
Я слышал, как она назвала желудочный зонд и лекарства — висмут, морфий, магнезию и гидрат окиси железа. Заставила горничную записать все в блокнот рядом с телефоном.
Митци Бергман появилась, когда Рона положила трубку. Спросила, может ли чем-то помочь.
— Можете, — быстро ответила Рона. — Наполните все бутылки, какие найдутся в доме, горячей водой и принесите в спальню Джона. А ты, Френсис, — добавила она, поймав взгляд моей жены, — спроси Анджелу, где у них тут бренди, и принеси мне бутылку.
Я нагнал ее в коридоре недалеко от двери Джона и тихо спросил:
— Ты собираешься дать ему морфий?
— Да, сделаю инъекцию, чтобы ослабить боль. У Анджелы есть шприц.
— А так можно, Рона? — спросил я с сомнением. — Ведь у тебя нет диплома.
Она бросила на меня яростный взгляд, что для нее было необычно.
— К черту диплом. Я могу сделать инъекцию морфия не хуже любого дипломированного доктора.
— То есть ты считаешь его положение серьезным?
Она кивнула.
— Точно не знаю, мой друг. Но вполне возможно, что все это очень серьезно.
Наверное, Рона все же преувеличила (это я тогда так подумал), женщины вообще склонны к экзальтации. Потому что ее брат, наконец появившийся час спустя, оценил состояние Джона не как критическое.
Рона изрядно повозилась с бедным больным. Напичкала его содержимым своих флакончиков, сделала обещанную инъекцию морфия, как следует промыла желудок (во время этой процедуры я предпочел покинуть спальню) и, наконец, заставив его проглотить большую порцию бренди, обложила бутылками с горячей водой. Должен сказать, что от рюмочки бренди я бы тогда и сам не отказался.
Осмотрев больного и выслушав сестру, Глен недоуменно вскинул брови. Диагноз «пищевое отравление» он счел маловероятным. Сказал, что скорее всего это обострение язвенной болезни желудка. Что касается диареи, то в это лето ее наличие зафиксировано уже у нескольких жителей нашей деревни. Нас с Френсис он заверил, что жизнь Джона вне опасности и потому оставаться нам здесь нет смысла.
— Но за ним нужен присмотр, — возразила Френсис.
— Да, — согласился Глен. — И он может позволить себе сиделку, если захочет, но разве Митци и Анджела не смогут справиться с этой задачей?
Глен, как и я, был другом Джона Уотерхауса. Что касается меня, то мы вообще выросли вместе — я, Глен и Рона. Поэтому со мной он говорил всегда вполне откровенно, не заморачиваясь врачебной этикой.
— Нет, — воскликнула Рона, — если Анджела мне позволит, я присмотрю за Джоном сама! — Затем добавила с легкой улыбкой: — Он ведь теперь мой пациент, разве не так?
Глен рассмеялся.
— Ты по-прежнему настаиваешь на своем диагнозе?
Рона пожала плечами.
— Старый идиот заслужил свои болячки в животе, — произнес Глен, обращаясь к нам с Френсис. — Я неоднократно говорил ему об этом. Только сегодня утром я прислал ему флакончик с микстурой, сказал принимать по столовой ложке каждые четыре часа, написал это на бумажке, и что он? Берет и выпивает залпом половину флакончика. Говорит, что подумал, что так боль скорее пройдет. Что после этого можно ожидать от такого человека?
— Выходит, поэтому ему стало плохо? — удивилась Френсис.
Глен отрицательно покачал головой:
— Нет, от этого не могло. Там, по счастью, не было ничего, что могло причинить вред.
— А что это была за микстура? — спросил я.
— Умеренное болеутоляющее. Висмут и чуточка морфия.
Френсис посмотрела на Рону.
— Но ты тоже вколола ему морфий. Может быть…
— Нет-нет, — поспешно оборвала ее Рона, — это не могло принести ему вреда. Не стоит и говорить. — Но она выглядела сильно обеспокоенной, я это видел.