Осторожно, женское фэнтези. Книга 1

Шевченко Ирина

Норвуд поймал меня почти у самой земли. На ноги не поставил, а бережно уложил на снег и навис надо мной так низко, что его волосы, не такие уж длинные, к слову, почти касались моего лица. Если бы не холод, мгновенно пробравшийся под тонкий плащ и расползшийся по спине, это было бы довольно романтично…

— Зачем ты так, Элси? — спросил Рысь тихо.

— Как?

— Не понимаешь?

— Нет.

Он покачал головой:

— Не ври, я же просил. Давай поговорим начистоту, Элизабет Аштон?

— Давай. Только подними меня, пожалуйста.

— Ты мне нравишься и так, — улыбнулся парень. — Собственно,

это я и хотел сказать: ты мне нравишься.

— Рысь…

— Т-ш-ш-ш, — его пальцы нежно коснулись моих губ. — Позволь мне закончить. Ты мне очень нравишься. Ты красивая, веселая, неглупая. Чудаковатая бываешь, но и это мне в тебе нравится. С тобой не скучно. А когда ты вчера меня поцеловала… м-м-м…

Негромкий голос завораживал. Теплое дыхание обжигало кожу. Я чувствовала, что еще немного, и я совсем растаю, и даже не возмутилась на заявление, будто бы это я его поцеловала, когда он сам на меня вчера накинулся…

— Ты замечательная, Элси. Но такая еще маленькая.

— Что?!

Оттолкнув оборотня, я вскочила с земли.

Маленькая?!

Рысь негромко рассмеялся. Поднялся, отряхнул от снега заправленные в высокие ботинки штаны.

— Я же говорю, — фыркнул, сдувая упавшую на лицо прядь волос. — Не во всем, конечно, но кое в чем вам не мешало бы повзрослеть, мисс Аштон. Например, понять, что не нужно прятаться от меня в кустах из-за одного поцелуя.

— Я просто…

— Это, действительно, просто, Элси. Вчера мне даже показалось, что что-то может получиться. У нас с тобой.

— Нет. Рысь, прости, ты тоже мне нравишься, но… я тебя не люблю.

— И я тебя, — беспечно сообщил Норвуд. — Иногда люди просто нравятся друг другу. Они встречаются. Проводят вместе время, гуляют, разговаривают. Целуются тоже. А потом, бывает, и любовь до гроба, и свадьба со всеми вытекающими. Или нет.

Он втолковывал мне все это, как ребенку, и я не знала, радоваться мне или обижаться. Вот уж не ожидала, что, если парень сказал, что хочет поговорить начистоту, он именно это и будет делать.

— Можно было попробовать, — Рысь наклонился, чтобы собрать выроненные мной книги. — Но лучше не стоит. Прости, Элси, ты мне на самом деле нравишься, но ничего у нас не выйдет. Ты сама запутаешься и меня запутаешь, а мне это не нужно. Поэтому не бегай от меня больше. Если хочешь, останемся друзьями. Если нет — я пойму.

Это как? Это… Получается, меня только что, как сейчас модно говорить, зафрендзонил парень?!

Если мне требовалось очередное доказательство того, что я попала отнюдь не в мир любовного фэнтези, — вот оно. Ни одну приличную героиню не отшил бы лучший друг, обязанный молча сохнуть по ней до финала книги, где ему, может быть, перепадет внезапное счастье с какой-нибудь статисткой.

Обидно, честное слово. Особенно после того поцелуя.

Но, с другой стороны, разве нам с Элси нужен отвлекающий фактор в виде обаятельного оборотня? Подозреваю, начни Норвуд всерьез ухаживать за Элизабет, на милорда Райхона ни времени не осталось бы, ни, вполне возможно, желания.

— Будем друзьями, — улыбнулась я. И поддавшись внезапно нахлынувшим эмоциям кинулась парню на шею, крепко обняла и поцеловала в щеку, надолго прижавшись губами. — Рысь, ты — самый лучший!

От неожиданности оборотень чуть было не уронил только что собранные книги. Плечи его напряглись, лицо закаменело.

— Не делай так больше, — выговорил одними губами. — Иначе я забуду все то, о чем сейчас говорил.

Я успокоено вздохнула: вот теперь понятно, что у нас совершенно нормальные отношения.

— Тебе еще интересно, где и как Кинкин раздобыл схему полигона? — остановил меня Рысь, когда я, забрав у него книги, уже хотела идти.

— Конечно! Ты узнал?

— Пока нет, но есть одна зацепка. Если что-то выплывет, за ужином расскажу, хорошо?

Я не допытывалась, что это за зацепка, и согласилась отложить разговор до вечера. А пока у меня было еще одно важное дело — встреча с Оливером.

Теперь, когда Рысь вернул пальто, можно было надеть другое платье, но, поразмыслив, я не стала этого делать. Пусть господин ректор сразу увидит, что перед ним другая Элизабет: скромная, тихая, опечаленная постигшей ее участью. Возможно, это вызовет в его душе сочувствие — все лучше, чем равнодушие или раздражение.

— Милорд Райхон говорил, что вы придете, но он думал, это будет во второй половине дня, — недовольно проворчал, завидев меня, секретарь.

Не знаю, за какие заслуги этого прилизанного юнца взяли на такую должность, но задержался он на ней, скорее всего, благодаря таланту спроваживать лишних посетителей: такому и говорить ничего не нужно — только посмотреть на человека, как на недодавленную вошь. Но до дамочек, сидящих в приемных наших госучреждений, ему все же было далеко.

— Понимаю, — вздохнула я, придерживаясь выбранного образа. — Но, может быть, вы спросите, найдется ли у него для меня время? Если нет, я приду попозже.

Контраст с моим же тоном и поведением во время вчерашнего визита был слишком резкий, и у брюнета в мозгу, похоже, что-то замкнуло, левый глаз нервно дернулся, а рот перекосило.

— Вы… присядьте, — оправившись от шока, предложил мне секретарь. — У милорда ректора сейчас посетительница. Когда она уйдет, я доложу о вас.

Посетительница? Почему-то подумалось о Камилле. Элси помнила ее по первому году обучения: мисс Сол-Дариен читала у них основы магии. Яркая голубоглазая блондинка лет тридцати, улыбчивая и приветливая, с первого занятия и до последнего зачета влюбляла в себя мальчишек-первокурсников, а девушки завидовали ей и пытались копировать — все, от фасонов шляпок до легкой летящей походки. Но не Элизабет. Камиллу Элизабет невзлюбила сразу, безо всяких причин, а уж когда прониклась страстью нежной к Оливеру, просто возненавидела. И часть этой ненависти, очевидно, передалась мне. Иначе откуда такое сильное желание ворваться в кабинет и… облить соперницу чернилами? Что за глупости? Можно же поставить подножку, когда она будет выходить, или наступить будто бы случайно на подол платья…

Однако, на счастье мисс Сол-Дариен, у Оливера была не она.

Вышедшая через пять минут женщина не вызвала бы подозрений даже у клинической ревнивицы на пике сезонного обострения паранойи. Невзрачная, не первой молодости, с худым бледным лицом и тусклыми глазами, в которых пряталась тревога, она была мне откуда-то знакома, но вспомнить, где я могла ее видеть, не удалось: в приемную выглянул милорд Райхон, и все остальное тут же отошло на задний план.

— О, Элизабет, вы уже здесь. Проходите.