Осторожно, женское фэнтези. Книга 2

Шевченко Ирина

— Валяй. И тебя ткнут носом в труды того же Кроншайского. Не стану повторно вещать о кризисе веры у людей.

— У людей, — повторила я за ним. — А что эльфы? Они… знают, да?

— Ага, — мальчишескую физиономию божества осияла злорадная улыбка. — Они посмели усомниться в мудрости драконов, представляешь? Начали ставить условия и выдвигать требования. Драконы демонстративно обиделись и покинули Трайс, предварительно открыв эльфам, кем они были. Бедняг до сих пор совесть грызет. К тому же приходится врать людям, замалчивать тот факт, что выжили с Трайса воплощения богов, и от этого совесть только больнее кусается.

— Жестоко вы с ними.

— Не мы. Драконы. С эльфов нужно

немного сбить спесь. Но пока не получается: они и своей виной, похоже, втайне гордятся, ибо она величайшая и неизгладимая.

— Но ведь вы… вернее, драконы ушли не только для того, чтобы преподать эльфам урок?

— Я говорил, их время прошло. Мир изменился. Драконы тоже. Если бы они остались, не ограничились бы уже ролью терпеливых наставников. Не давали бы советов, которых никто не слушал. Не делали бы добра, которое никто не ценил. Отчаявшись добиться справедливости, они в конце концов подчинили бы себе Трайс и заставили бы его жить по своим правилам. Но это уже была бы не справедливость.

Познавательная беседа, но ответов на свои вопросы я не получила.

— Ты их не задавала, — парировал бог.

— О библиотекаре ты не ответишь, а все остальное… Что случится, если мы уничтожим книгу судеб? Вернутся пропавшие, и все изменения обнулятся? Но тогда получится…

— Что ритуала не было, как и расследования, — понял мою мысль Мэйтин. — Как и последних месяцев твоей жизни.

— Да? — испугалась я, вспомнив, сколько всего случилось за это время.

— Нет, — успокоил он. — Это сложно. Скажем так, сформируется некая третья реальность, которая учтет события обеих версий. Пропавшие вернутся, основные внесенные ритуалом изменения аннулируются, парадоксы разрешатся сами собой, но кое-что останется неизменным. Например, если кто-то погибнет…

— Кто-то погибнет? — встревожилась я, уловив в его словах предупреждение.

— Не исключено. Ничего нельзя исключать, ты же понимаешь?

— Мэйтин…

— Я буду рядом, — пообещал он. — Но у моей власти есть предел. Я не смогу повернуть время вспять или воскресить погибших. Но, может быть… — бог умолк, всмотрелся в мое лицо и кивнул, словно отвечал на незаданный вопрос: — Еще одно чудо. Ты сама решишь, какое, когда придет пора.

— Сейчас еще не пора? Вдохновил бы библиотекаря на чистосердечное признание.

— Это было бы уже не чудо, — усмехнулся Мэйтин. — Это был бы… рояль.

Ответить я не успела. В секунду упругое облачко подо мной превратилось в туман, и я пролетела свозь него, чтобы очутиться в знакомой темноте терминала.

Вот так всегда.

Убедившись, что бог не последует за мной, чтобы продолжить разговор, я нащупала стену, но прежде чем открыла дверь, подумала, что не обязательно сразу же возвращаться к себе. Можно попробовать заглянуть куда-нибудь. Только решить — куда и когда. Я не знала ни времени, ни места, поэтому просто пожелала увидеть, с чего все началось. Расплывчатая формулировка — этак могло и в эпоху Творения занести… Но не занесло.

Пару минут я смотрела на счастливую дурочку, красующуюся перед зеркалом в свадебном платье, на мужчину и женщину рядом с ней, к которым хотелось броситься, обнять обоих, попросить прощения за все… за эту дурочку, еще не знающую, что ее ждет… и закрыла дверь.

Открыла другую и села на постели в своей комнате. Прислушалась к мерному посапыванию Мэг. Оглянулась зачем-то на темные окна и, вытянув вперед руку, медленно разжала кулак. Оторванного в последний момент от облачка кусочка я не увидела, но чувствовала его — маленький сгусток силы на моей ладони. Я удерживала его с минуту, а после позволила энергии впитаться под кожу, медленно-медленно, ощущая, как учащается сердечный ритм, кровь бежит быстрее, дыхание становится горячим, а из головы улетучиваются ненужные мысли. Не опуская руки, соединила большой и средний пальцы, потерла с негромким шорохом и улыбнулась вспыхнувшему между ними огоньку. И тут же погасила его.

Спать пора.

Глава 15

Утро было полно открытий.

Во-первых, придя с Мэг на занятия ее группы, я узнала, что целителями на факультете, собственно, целительства, называют только студентов, изучающих лекарское дело — то бишь клиническую медицину. Будущих дантистов ожидаемо дразнили зубодерами, а фармацевтов, как подруга, звали по старинке травниками или зелейниками. Травники и зубодеры боролись с лекарями за право именоваться целителями и пытались придумать тем одно на всех обидное прозвище, но за последние лет сто в последнем не преуспели.

Во-вторых, оказалось, что я на целительском — личность в некотором роде известная, а в свете недавних событий — практически местная знаменитость. Благодаря практикантам обмен новостями и сплетнями между факультетом и лечебницей был налажен на высшем уровне, и девица, внезапно переведшаяся с боевого и угодившая тут же под крылышко самой леди Райс, не могла избежать внимания широкой околомедицинской общественности. Плюс моя работа с Грином — помнится, однажды он ляпнул что-то об особо важном задании при студентах леди Пенелопы. Ну, и падение с «Крылатого», после которого я — и тому имелись свидетели! — доставила травмированного ректора в лечебницу, а затем практически в одиночку его исцелила, до отказа зарядив восстановительные амулеты. Доказывать кому-либо, что все было не так или не совсем так, по словам Мэг было бесполезно да и не нужно, потому что, если интерес ко мне со стороны леди Пенелопы, доктора Грина и милорда ректора (да-да, о том, что я провожу немало времени в обществе главы академии тут тоже знали) не следствие моих выдающихся талантов, сплетни могут резко изменить полярность, и из звезды факультета я превращусь чью-нибудь проплаченную ставленницу, родственницу или, невзирая на единорога, любовницу.

В-третьих, это обнаружилось между лекцией по ботанике и практическим занятием по химии, оказалось, что я подписалась под «агиткой» Стального Волка. Вернее, не я, а Черная Мамба. А точнее даже — Последний Дракон, чье имя стояло ниже, а если присмотреться, то можно было заметить, что оба прозвища написаны одной рукой. Я долго топталась у стенда с объявлениями, раздумывая, хотел ли он сделать мне приятно или дал понять, что в клубе я не появлюсь без охраны, но так и не определилась с выводами, зато хорошо представила, как обрадуется Саймон возвращению претендента.

На этом моменте ко мне присоединилась зачем-то бегавшая на кафедру Мэг и осчастливила меня «в четвертых»:

— Завтра вместо истории развития фармации слушаем доктора Грина, я тебя записала.

— Э?

— Ага. Доктор Э. Грин. Вот, — подруга подтащила меня к соседнему стенду. — Ты не знала, что он иногда читает лекции на факультете?

Вообще-то знала. Но с чего бы вдруг сейчас? К тому же — травникам? Он же практикующий хирург по основной специализации.

В ответ на эти вопросы меня обвинили в полной неосведомленности и легкомысленности, потому как стоило бы интересоваться достижениями некоторых выдающихся личностей, раз уж жизнь меня с таковыми личностями свела, а Грин — не только хирург, но и владелец нескольких десятков патентов на изобретенные им лекарственные препараты, и лекция его стояла в плане с начала семестра, только без указания времени, но теперь это время у доктора, видимо, появилось.