Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
В какой-то момент Макс, стиснув мое лицо ладонями, замер, нависая сверху, и, глядя в упор, вдруг спросил:
— Скажи, почему я до сих пор не выбросил тебя в окно?
— Статья сто пятая УК РФ! — охотно предположила я в ответ, выгибаясь под ним и прижимаясь к его напряженному паху промежностью.
— А, точно, — обреченно «вспомнил» Макс и потянулся к тумбочке, пошарил и нащупал бумажник.
Раскрыв его, достал презерватив — который «ходил» с ним в магазин и, соответственно, избежал общения с одной
Хитрый. Предусмотрительный. Гад!
— Еще раз так сделаешь, — крутнул в пальцах блестящий пакетик Макс и с угрозой в голосе продолжил: — Срок за попытку магически одурить инквизитора — от полутора до пяти!
Пф-ф-ф! Очень-очень страшно! Если бы он сказал «И спим раздельно» — я б еще задумалась.
А так… ну кто ж меня за такую безделицу посадит? Я ж памятник!
— Я просто представляю эту картину: зал суда, заседание, с одной стороны обвинитель, с другой защитник, я на скамье подсудимых, и ты, пылая праведным гневом, вводишь своих коллег в суть дела. «Я спал с ведьмой, а она испортила мои презервативы!», — оплетя Макса руками за шею, фантазировала я на заданную тему.
Тихий стон инквизитора был мне ответом.
И поцелуи, быстрые и голодные, по шее. И руки, жадно стиснувшие грудь.
Нет, его точно стоило подпоить — хотя бы ради этого темного пламени в глазах, с которым он смотрел на меня сейчас. Аморальным и порочным.
И сейчас, когда его рот оставлял на мне отметины засосов, я была счастлива пить с ним из этой чаши. Потому что мне, чтобы оседлать безумие, искусственной дури не нужно — своей полно.
Мы переплелись телами, и мужские руки стиснули мои ребра так, что, кажется, вот-вот возьмут на излом и, сделай я выдох, — вряд ли сумею совершить вдох, но зачем мне сейчас какой-то воздух?
И тягучие, плавные движения члена во мне лишают разума и воли.
Я теряюсь, забываю, кто я и где. И единственное, чего мне хочется, — чтоб продолжалось, длилось это удовольствие.
— Чертова, — хриплый голос Макса ласкает слух, и влажная спина сгибается дугой, — ведьма, — и позвоночник распрямляется под моими руками, как пружина, скольжение члена внутрь меня выносит мысли прочь, а те, что остаются, сосредоточены вокруг него и секса.
Я тебя хочу.
Я тебя люблю.
Дай мне немедленно еще больше этого упоительного, чистого наслаждения!
И, когда он перекатился на спину, прерывая движения, я была опасно близка к убийству.
Но мужчина, на бедрах которого я теперь сидела, лишь бесстыдно ухмыльнулся и… проявил золотистую бляху орденского медальона.
И я со смешком-всхлипом ткнулась ему в грудь: злопамятный! Вредный!
Идеальный.
Поза «женщина сверху» — это почти танцы. Латинские ритмы, только каждое движение — вокруг удовольствия, своего и чужого. И я изгибаю спину и «танцую» на нем, и в голове восхитительно пусто, а между ног — восхитительно горячо.
А следующее, что я сделала… я и сама не знаю, чего больше было в этом решении, — желания дать ему защиту, детского хвастливого «смотри, как я могу» или же жажды реабилитироваться как ведьме в собственных глазах после дурацкого провала.
Но я наклонилась к Максу и положила обе свои ладони поверх медальона.
Танцующие движения стали поступательными, туда-сюда: ведьме, раскрывающей инквизиторские печати и вливающей в них свою силу, нужна концентрация, ей не до выкрутасов.
Далеко не каждая ведьма способна на подобное.
Особенно в такой ситуации.
С таким… отвлекающим фактором.
И сила полилась — ровный насыщенный поток, — и удерживать одновременно и его, и ритм, было новым, изысканным удовольствием.
И, изнывая от близости кульминации, сжимая все мышцы в тугой комок в жажде приблизить оргазм, я без слов кричала ему: «Смотри же, смотри, как я хороша!»
На этой мысли и застала меня разрядка, ослепительная, как ветвистая белая молния.
Смотри на меня! Только смотри на меня!
— Ты живая? — хрипло уточнил Макс и подгреб меня к себе.
Вопрос был актуальным, но с ответом я пока не определилась: такой магической опустошенности я не испытывала никогда, и поди разбери, что в моем кисельном теле — остаточная дрожь оргазма, а что — слабость из-за отдачи магических сил.
Я шевельнулась и постаралась уложить свою щеку на Максовой груди поудобнее.
— Свердлова, — позвал он.
— М?
— Свердлова, я не спрашиваю, есть ли у тебя совесть… Ты мне просто скажи: ты вообще представляешь, что это такое?
— А как же, — пробормотала я, чувствуя, как проваливаюсь в бездонную дрему. — Приперся тут ко мне один инквизитор. Всякого хлама бесполезного натащил. И совести тоже — с избытком…
Я зевнула, не разжимая зубов, поцеловала случившийся рядом плоский мужской сосок и наконец-то уснула.
Максово «Предупреждать же надо!» прошло по краю сознания. Впрочем, я бы и в бодрствующем состоянии большего внимания этой реплике не уделила бы.
Максим
Ксю давно спала, свободолюбиво отпихнув меня на край кровати (жарко!), но при этом весьма собственнически ухватив за руку (жара жарой, а инквизиторы должны лежать там, где им ведьмой место определено!). Я же не мог заснуть, хоть и знал — надо. Но тяжесть, навалившаяся на меня вместе с полной завязкой медальона, не давала. Ее нужно было просто переждать. Вот я и ждал.
Орденский медальон — штука самонаполняющаяся. Тянет и тянет себе силу из окружающей среды, создавая запас для носителя.