Осторожно: злая инквизиция!
Шрифт:
Ксю перестала тянуться к левой ступне, многозначительно отметила:
— Вот именно. Воскресенье.
И наклонилась к правой.
Зад живописно оттопырился, и четвертый размер эффектно выкатился, натянув горловину спортивной майки выразительными окружностями.
В боксерах дернулось: вечерний афродизиак и утренние гормоны дружно одобрили предложенное зрелище.
Я бы тоже одобрил — не изведи кое-то вчера весь мой запас презервативов.
Я принял упор лежа, но успел заметить
Но согласие остаться дома и ни в коем случае не покидать защищенную квартиру она все же выдала.
— Зачем тебе это нужно?
Завтрак был похож на рекламу счастливой жизни: солнечная кухня, красивая женщина и яичница, сияющая желто-белым идеалом.
Ксю не стала прикидываться непонимающей, о чем мой вопрос, пожала плечами, колыхнув богатством под майкой (чертов любисток, когда ж он меня отпустит?):
— Я матерью хочу быть.
— И как давно?
Ворчание было риторическим, но Ксю внезапно отозвалась:
— Да не то чтобы очень уж давно…
Она держалась спокойно: ни тени раскаяния, ни капли угрызений совести. И это впервые не принималось как должное — ведьма! — а бесило.
— А ты не подумала, что у меня тоже может быть мнение на этот счет? Что мне не все равно, где и как живут мои возможные дети?
Когда Свердлова оторвалась от намазывания хлеба маслом и подняла на меня взгляд, ее глаза были абсолютно серьезны.
— Нет. Я думала о том, что выгодно мне.
Злость ворохнулась в душе, но слабая, беззубая, и тут же стихла, задавленная самоконтролем.
Но дверью, выходя из квартиры, я хлопнул все же сильнее, чем следовало бы.
Ксения
Когда за Максом закрылась дверь, я достала бабкины книги с антресолей и некоторое время действительно ковырялась в обрядах и ритуалах, пытаясь отсеять те, что точно не укладываются в наши условия, и сузить поле поиска.
Получалось паршиво: тревога, с утра скребшаяся на душе свербежом плохого предчувствия, давила на мозги и не давала сосредоточиться.
Ненавижу свою интуицию, когда она так делает!
Почему нельзя выдавать предупреждения в точных, понятных формулировках?!
Еще и с этим поругалась…
Плюнув на гордость, ближе к обеду я позвонила и устроила ему натуральный допрос на тему безопасности. Дурацкий инквизитор слушал меня вполуха и явно дождаться не мог, когда же я отцеплюсь, — и закончился этот разговор тем, что я просто наорала на идиота и не отстала до тех пор, пока он не пообещал следить за спиной.
Легче не стало — тревога не унималась.
Зло выдохнув, я снова взяла телефон:
— Алло, Лен? Как у тебя дела?
— Здравствуйте, Ксения Егоровна. Все хорошо, спасибо.
Хорошо-то хорошо, но судя по голосу — ее только что асфальтоукладчик переехал.
— Что вы хотели, Ксения Егоровна?
— Что у тебя с голосом?
— Не ваше дело, Ксения Егоровна. Если у вас все…
— К тебе стажерка вчера приходила?
— Дина? Больц? Да, приходила, я ей все показала, толковая девочка. А что такое?
Ну, нужен же мне был предлог, чтобы позвонить своему продавцу в воскресный день. Не могу же ей прямо сказать «Интуиция беспокоит!» Поэтому:
— Она контакты оставила?
— Да, конечно.
— Продиктуй мне ее номер.
— Алло, Дина.
— Здравствуйте, Ксения Егоровна! А мы вчера с Леной меня переехали!
Голос из трубки фонтанировал радостью. В мой мрачный, серый день столько позитива не помещалось.
— Лена в общежитии договорилась, и мне комнату сдали! За копейки! Ой, Ксения Егоровна, тут так хорошо!
Ага, после двух лет жизни вчетвером в однушке — еще б не хорошо. Боже. Я чувствую себя вампиром, которого насильно тащат на солнце.
— Ты про предупреждение от инквизиции знаешь?
— Да, знаю, мне мама сказала, но вы не волнуйтесь, Ксения Егоровна, я все равно в понедельник на работу выйду!
Вот именно теперь я и начала волноваться.
— Отставить, — мрачно скомандовала я. — Аванс я тебе переведу, и сиди в своем общежитии ровно, поняла?
— Ну, я подумала…
— Знаю я, что ты подумала, — не удержалась я от сарказма. — И даже знаю — чем именно! Все, сидеть и ждать, пока Орден не даст другую команду, поняла?
— Поняла, Ксень Егорна!
— Ну и слава богу… До свиданья.
— Алло, мам. Ну как вы? — я держала трубку с некоторой осторожностью.
— Ага. Объявилась.
Ядом из ее интонаций можно было выморить небольшое государство вроде Люксембурга или Ватикана. Или на месяц загнать на больничные койки все население какой-нибудь страны покрупнее, вроде Франции.
— Мам, ну не начинай, а? — заканючила я. — Вот только нотаций мне и не хватало, и так на душе кошки скребутся!
Мама уложила в одно длинное предложение меня, мою бабку, недовыданные мне в детстве розги и кошек, скребущихся на моей душе, а также сложные отношения, в которых мы все между собой состояли.
Потом помолчала — и я прямо видела, как она свирепо раздувает ноздри — и буркнула:
— Нормально мы. Катерина твоя осваивается. Выдала ей орденский устав для ведьм — пока зубрит. Потом объясню, как правильно его нарушать, чтоб не попадаться…
— Мам… вы там приглядывайте друг за другом, ладно?