Остров Демонов
Шрифт:
— Жестокость! К мятежникам! Они бы убили меня!
— Я сомневаюсь в этом. Хотя некоторые из них считали тебя достойным смерти.
— Ты защищаешь их!
— Я сделал бы это… если бы был здесь. Им нужно было лишь твое правосудие, Роберваль.
— Почему тогда они не просили его?
— Потому, что ты не дал им шанса! Преданные своими собратьями, казненные твоим тщедушным Гуэнкуром и твоим варваром…
Турнон разозлился, и Роберваль с трудом сдерживал свою собственную злобу. Он хотел заставить Турнона раскалиться добела от ярости,
— Жалко, что ты не смог заступиться за них, — съязвил он.
Турнон посмотрел на него, и его гнев внезапно утих, вместо того, чтобы разгореться еще сильнее.
— Ты сумасшедший, Роберваль. Я знал это давно и поэтому тоже несу ответственность за их смерть. Я должен был заковать тебя в кандалы, когда ты приказал расстрелять тех людей на корабле… но мне не свойствен мятеж.
Роберваль конвульсивно вцепился в ручки кресла. Сумасшедший! Он, который воздвиг все это среди дикости! Кто правил этой империей, которая была обширнее Европы!
— Ты знаешь, что я с тобой сделаю… — голос Роберваля срывался от усилий сдержать гнев. — Отправлю тебя в кандалах вместе с Сен-Терром на остров Орлеан… оставлю тебе жизнь…
— Так, значит, вот он где… Я был удивлен, не увидев его на дереве, — холодно сказал Турнон.
— Он был главарем. Мы не повесили его. Мы…
Турнон гневно перебил его.
— Боже мой! Ты сумасшедший! Ты думаешь, что тебе никогда не предъявят счет, потому что ты находишься на краю света? Разве ты не слышал о семье Сен-Терра? Они не оставят тебя в покое, пока не сдерут шкуру. — Роберваль слушал, бледный и внимательный. Даже здесь, за океаном, гнев дворянства Франции заставлял его нервничать. — Ты не можешь стрелять, пороть или вешать дворян, как ты это делаешь с колонистами. Или, может быть, ты хочешь занести их в списки погибших от чумы…
Турнон неожиданно замолчал, потрясенный своей догадкой, столь ужасной, что он не решался высказать ее. Роберваль нервно смотрел на Турнона.
— Он может быть осужден во Франции, если выживет…
Турнон не слушал его. Он подался вперед и придавил плечи Роберваля к спинке кресла, чтобы заглянуть в глаза вице-королю.
— Собака! Ты с ней сделал то же самое? Может быть, она еще жива где-нибудь, а ты записал ее имя…
«Наконец! Наконец!»— подумал Роберваль.
Турнон неожиданно сломался.
— Она в колонии Кап-Бретон? — молил он. — Ее привезет Альфонс, когда приплывет весной?
Роберваль почти нежно отстранил руки Турнона. Он встал, чтобы сверху вниз посмотреть на недомерка горбуна. Сейчас он чувствовал себя великим, огромным — и даже покраснел от чувства собственной власти. Он подобен не королю — он подобен Богу! Роберваль улыбнулся с видом упрекающего родителя.
— Альфонс никого не привезет весной. Он был послан не для спасения колонистов Кап-Бретон.
— Тогда зачем?
— Я отправил его исследовать реку Норумбегу… посмотреть, можно ли войти через нее во Франс-Прим. Колонисты Кап-Бретон наверняка уже вымерли.
Турнон с отвращением смотрел на Роберваля, как будто на змею, готовую к броску.
— Зачем? — выдавил он.
Роберваль приободрился. Он чувствовал, что его власть давила на Турнона, превращая маркиза в ничтожество.
— Ты хочешь спросить о своей любви?
— Да.
— Есть один песчаный остров… без деревьев, без воды… остров Демонов. Ее высадили там… ее и няню…
Турнон уставился на душевнобольного, возвышающегося над ним. Он не знал, чему верить… что было правдой в этом бесчувственном мозгу…
— Она прокляла меня. Она предала меня… и тебя, Турнон, тоже. Она предала тебя, отдав другому то, что не смогло купить даже твое золото. Он был молод. Но сейчас его кости белеют на песке острова…
Турнон опомнился от чар, окутавших его. Он должен уничтожить это животное, превратить его обратно в ничто. Когда он поднял голову, то чувства вновь повиновались ему. С лица вице-короля исчез восторг, уступив место вопросу.
— Кого Бог захочет погубить… — пробормотал Турнон.
— Что?
— Но не Бог погубит тебя, Роберваль… ты сам уничтожил себя.
— Я?
— Ты не сможешь истребить свидетелей здесь, как ты сделал это в Кап-Бретоне. Ты не сможешь повесить меня на своем дубе. Разве ты не видел, как они кричали при виде меня — твои собственные солдаты? Даже палач не посмеет поднять руку на меня.
Турнон ходил взад и вперед по комнате, не спуская глаз с лица вице-короля. Роберваль следил за ним глазами. Он чувствовал себя униженным словами низкорослого урода. Во рту у него пересохло. Его ладони вспотели, и он вытер их о ляжки.
— На этот раз я возглавлю мятеж, и ты получишь свой приговор, Роберваль. Твой король вынесет его тебе.
Белая пелена затмила глаза Роберваля. Он вслепую вытянул руки и наткнулся на хрупкое тело. Высоко поднял его, с силой швырнул на спинку стула. Раздался треск ломающегося дерева — и больше никаких звуков.
Роберваль стоял над сокрушенным телом, воздев руки. Его зрение вернулось, и он посмотрел на то, что сотворил, а потом перевел удивленный взгляд на свои ладони.
Наконец он был свободен! Турнон не будет свидетелем. Но каковы будут последствия? Его начало сильно трясти. Наконец он подошел к двери и крикнул в коридор:
— Гуэнкур! Палач!
Они взбежали по лестнице и остановились у двери, вытаращившись на тело маркиза и на виноватое лицо вице-короля.
— Он… он угрожал мятежом, — промямлил Роберваль.
Гуэнкур закрыл дверь и быстро подошел к телу, лежавшему поверх обломков стула. Он вытащил кинжал Турнона и бросил его на пол возле неподвижной правой руки маркиза.
— Он набросился на вас с кинжалом, — сказал Гуэнкур.
Роберваль почувствовал себя лучше. Силы возвращались к нему. Никаких последствий не будет.