Остров Эллис
Шрифт:
Кое-кто из пассажиров первого класса, увидев от души танцующих внизу, вышел на прогулочную палубу понаблюдать за ними.
— Уверена, что они пытаются танцевать ту-степ, — воскликнула дородная хозяйка гостиницы с Пятой авеню, которая возвращалась с распродажи антиквариата в Центральной Европе. — Какие великолепные выкрутасы!
— А я удивлена, что они вообще могут что-нибудь танцевать кроме польки, — сказала принцесса фон Гогенлоэ, ехавшая из Берлина домой к своему могущественному отцу в Питсбург.
Эмигранты
— У вас есть друзья в Америке? — спросил Яков свою партнершу.
— Вы слишком крепко меня обнимаете, — ответила Бриджит, показав язык принцессе фон Гогенлоэ, которую это ужасно шокировало.
— Извините.
— Нас встретит наш дядя Кейзи. У него свое дело, связанное с грузовым транспортом, в Бруклине.
— А где это — Бруклин?
— Не знаю. Где-то в Нью-Йорке.
— А что значит «грузовой транспорт»?
— Ну, грузовики, так это называется в Штатах.
— А что такое «грузовики»?
«Господи, святая Мария! Да знает он хоть что-нибудь?»— думала она.
— Ну, это такой большой автомобиль. Вы знаете, что такое автомобиль?
— Разумеется, — гордо усмехнулся Яков. — Значит, ваш дядя богатый человек?
— Да нет, но он с достатком.
— Это хорошо. Вы счастливые. А я никого не знаю, — сказал он.
— Никого?
— Никого, кроме Марко, а теперь и вас.
Он опять улыбнулся.
«Он, действительно, довольно симпатичный, —подумала Бриджит, — но как от него воняет!»
— В один прекрасный день я напишу песню, — негромко сказал Яков.
— А, значит, вы — композитор?
— Пока нет, но когда-нибудь стану.
Когда-нибудь.
Бриджит снова показала язык принцессе фон Гогенлоэ.
А эмигранты все танцевали.
ГЛАВА ШЕСТАЯ
На четвертую ночь лайнер опять попал в полосу скверной погоды в районе Кейп Рейса. И хотя шторм на этот раз не был таким свирепым, как предыдущий, для пассажиров третьего класса все было гораздо хуже, потому что капитан приказал закрыть все выходы на палубы, чтобы там никого не было.
Капитан узнал, что во время предыдущего шторма то ли по недосмотру, то ли с целью дать возможность пассажирам третьего класса хоть немного глотнуть свежего воздуха, двери на кормовую палубу не были перекрыты. Теперь эмигранты были заперты в своих каютах третьего класса. И опять морская болезнь, и опять полные ведра.
Грохот машин и треск корабля были настолько оглушительны, что спать было совершенно невозможно. И поскольку на всю мужскую часть эмигрантов приходилось всего четыре туалета и душа и находились
Марко, казалось, обладал иммунитетом к морской болезни, но вонь выводила его из себя. А Якову опять было очень плохо; он хотел знать только одно: удастся ли ему пережить еще и эту ночь.
Том Беничек всеми своими мыслями был на маленькой ферме отца недалеко от Праги и размышлял о том, не лучше ли было никуда не уезжать, а остаться просто в родной Богемии.
Основной едой, которой кормили пассажиров третьего класса, была селедка. Баки с рыбой выставлялись у дверей кают, и пассажиров уверяли, что от морской болезни хорошо помогает селедка. В ответ на неоднократные убеждения Марко Яков наконец согласился съесть одну. Марко принес ему рыбу. Яков откусил кусочек, и его тут же вывернуло прямо на матрас.
Воспоминания об этой селедке будут преследовать его всю жизнь.
На шестую ночь море успокоилось. Когда «Кронпринц Фридрих» входил в Амброуз Чэннел, Яков и Марко вышли на кормовую палубу и, опершись на поручни, разглядывали сверкающие огни Лонг Айленда.
— Америка, — произнес Марко, и в голосе его прозвучало одновременно и благоговение, и удивление. — Мне не верилось, что мы когда-нибудь сюда доберемся.
— А что ты собираешься делать? — спросил Яков.
— Не знаю. Говорят, здесь есть работа на стройке для итальянцев. Или — камнерезом. Может, мне удастся найти что-нибудь. Я-а… Я сильный. Но мне бы хотелось поработать мозгами. Я не хочу быть тупоголовым итальяшкой.
— Что значит «итальяшкой»?
— Мисс Чартериз использовала это слово. Это оскорбительное слово для итальянца.
— Могу поклясться, что у них есть и такое же оскорбительное слово для понятия «еврей», — сказал Яков, следя за далекими огоньками и завидуя тем, кто жил в этих домах, кто уже стал американцем.
— А что ты собираешься делать? — спросил Марко.
— Мне дали имя одного человека на Тин Пан Элли, который занимается публикацией музыкальных сочинений, — сказал Яков. — Тин Пан Элли — это такая улица, где живут те, кто сочиняет песни. Я пойду к нему и сыграю ему на пианино. Может, он даст мне работу.
— Ты счастливый.
— Счастливый? — фыркнул Яков.
— Мы ведь стали хорошими друзьями. Ты хочешь, чтобы мы оставались вместе и помогали друг другу? Только мы. Больше никого не берем.