Остров фарисеев. Путь святого. Гротески (сборник)
Шрифт:
– Бедный Бизом! Вы знаете, что сказал Молтер…
Шелтон отвернулся, словно подошел слишком близко к человеку, от волос которого пахнет помадой; оглядев комнату, он нахмурился. За исключением его двоюродной сестры, он был здесь, как видно, единственным англичанином. Тут были американцы, евреи, ирландцы, итальянцы, немцы, шотландцы и русские. Шелтон вовсе не относился к ним с презрением только потому, что они иностранцы, – просто Бог и климат сделали его немножко не таким, как они.
Но тут, как это часто бывает, его вывод был опровергнут; его представили англичанину – майору (фамилии он не разобрал) с гладко прилизанными волосами и белокурыми усиками, с красивыми глазами и в красивейшем мундире. Майору, казалось, было немного не по себе в этом обществе. Он сразу понравился Шелтону – отчасти потому, что тот и сам чувствовал себя здесь неважно, а отчасти потому, что военный с такой ласковой улыбкой смотрел на свою жену. И не успел Шелтон вымолвить «здравствуйте», как уже оказался вовлеченным в спор о целесообразности империи.
– Пусть так, – говорил Шелтон, – но меня возмущает ханжеское утверждение, будто мы облагодетельствовали весь мир нашими методами насаждения так называемой цивилизации.
Майор задумчиво посмотрел на него.
– А вы уверены, что это лишь ханжеское утверждение?
Шелтон понял, что его довод находится под ударом. Ведь если мы и в самом деле так думаем, разве это ханжество? Но тем не менее он спросил:
– По какому праву мы считаем себя – незначительную часть населения земного шара – образцом для всех народов мира? Если это не ханжество, то чистейшая глупость.
– Но глупость-то, как видно, неплохая, коль скоро благодаря ей мы стали такой нацией, – ответил майор, не вынимая рук из карманов, а лишь движением головы подчеркивая искренность и правильность своих суждений.
Шелтон был ошеломлен. Кругом стоял несмолкаемый гул голосов: до него донеслись слова улыбающегося пророка: «Альтруизм, альтруизм!» – и что-то в его тоне словно говорило: «Надеюсь, я произвожу хорошее впечатление!»
Шелтон посмотрел на точеную голову майора, на его ясные глаза с расходящимися от них еле заметными морщинками, на традиционные усы и позавидовал твердости убеждений, скрытых под этим безупречным пробором.
– Я бы предпочел, чтобы мы были прежде всего людьми, а уж потом англичанами, – пробормотал Шелтон. – По-моему, эти наши убеждения – своего рода иллюзии, разделяемые всей нацией, а я терпеть не могу иллюзий.
– Ну, если на то пошло, – заявил майор, – весь мир живет иллюзиями. Возьмите историю, и вы увидите, как на всем своем протяжении она только и делала, что создавала иллюзии, не так ли?
Этого Шелтон не мог отрицать.
– В таком случае, – продолжал майор (который был явно человеком высокообразованным), – коль скоро вы признаете, что движение, труд, прогресс и все прочее существуют собственно для того, чтобы создавать эти иллюзии, что они… м-м-м… так сказать, являются… м-м-м… продуктом непрерывного совершенствования нашего мира (эти слова он произнес очень быстро, словно стыдился их), так почему же вы хотите их уничтожить?
На минуту Шелтон задумался, потом решительно скрестил руки на груди и ответил:
– Да, конечно, прошлое сделало нас такими, какие мы есть, и его нельзя уничтожить, но что вы скажете о будущем? Не пора ли впустить к нам струю свежего воздуха? Соборы великолепны, и всякий любит запах ладана, но если столетиями не проветривать помещение, можно себе представить, какая там будет атмосфера.
Майор улыбнулся.
– Следуя вашим же собственным утверждениям, – сказал он, – вы лишь создали бы себе новые иллюзии.
– Да, – подтвердил Шелтон, – но они по крайней мере соответствовали бы потребностям настоящего.
Зрачки у майора сузились: он явно считал, что разговор становится банальным.
– Не понимаю, какой смысл всячески принижать себя, – сказал он.
Шелтон подумал, что его могут счесть болтуном, но все же сказал:
– Нужно полагаться на свой разум; я, например, никогда не могу заставить себя поверить в то, во что я не верю.
Минутой позже, крепко пожав руку Шелтона, майор простился с ним, и Шелтон долго следил, как он, пропуская жену вперед, пробирался к выходу.
– Дик, разрешите вас познакомить с мистером Уилфридом Керли, – послышался сзади голос хозяйки, и молодой человек с выпуклым лбом и свежим румянцем на щеках застенчиво пожал ему руку и пролепетал, робея:
– Очень рад. Как вы поживаете?.. Я? Да, благодарю вас, превосходно!
Теперь Шелтон вспомнил, что обратил внимание на этого молодого человека, как только вошел в комнату, – тот стоял в уголке и улыбался собственным мыслям. В нем было что-то необычное: казалось, он влюблен в жизнь, казалось, считает ее каким-то живым существом, которому можно задавать бесконечные вопросы – вопросы интересные, остроумные, самые волнующие. Он производил впечатление человека робкого, учтивого, с независимыми взглядами и, несомненно, тоже был англичанином.
– Вы умеете спорить? – спросил Шелтон, не зная, с чего начать разговор.
Молодой человек покраснел, улыбнулся, отбросил волосы со лба.
– Да… нет… право, не знаю, – ответил он. – Мне кажется, у меня голова недостаточно быстро работает, чтобы участвовать в споре. Вы ведь знаете, сколько мозговой энергии нужно на каждую фразу. Это страшно интересно.
И, согнувшись под прямым углом, он вытянул руку и стал пояснять Шелтону свою мысль.
Шелтон смотрел на руку молодого человека, на выражение его лица, когда он хмурил брови или слегка ударял себя по лбу, подыскивая нужные слова; этот юноша очень заинтересовал его, а тот вдруг прервал свои рассуждения и взглянул на часы.
– Мне, кажется, пора, – проговорил он, весь залившись краской. – Я должен быть в «Берлоге» не позже одиннадцати.
– Мне тоже нужно идти, – сказал Шелтон.
И, попрощавшись с хозяйкой дома, они пошли за своими шляпами и пальто.
Глава XIV
В вечернем клубе
– Могу я полюбопытствовать, что такое «Берлога»? – спросил Шелтон молодого человека, когда они вышли на улицу, где дул холодный ветер.
– Да просто вечерний клуб, – улыбнувшись, ответил его спутник. – Мы дежурим там по очереди. Мой день – четверг. Не хотите ли зайти? Вы там увидите много интересных типов. Это совсем близко, за углом.
Шелтон с минуту поколебался и ответил:
– С удовольствием.
Они подошли к дому, стоявшему на углу мрачной улицы; дверь была открыта, и в нее только что вошли двое мужчин. Шелтон и молодой человек поднялись следом за ними по деревянной свежевымытой лестнице и оказались в большой комнате с дощатыми стенами, где пахло опилками, газом, дешевым кофе и старым платьем. В ней был бильярдный стол, два или три деревянных столика, несколько деревянных скамей и книжный шкаф. Кругом стояли и сидели на скамьях юноши и люди постарше, из рабочих, – Шелтону показалось, что у них на редкость удрученный вид. Один читал; другой, прислонясь к стене, с разочарованным видом пил кофе; двое играли в шахматы, а четверо без конца стучали бильярдными шарами.