Остров Фереор

Варле Тео

А! Наконец! Лодка «Эребус II», побывавшая на «Иль-де-Франс», причалила к порту Эребус. На берег выходят Лефебур и капитан Барко в сопровождении дюжины солдат колониальной инфантерии.

И в ту же минуту тонкоголосая сирена лодки трижды гудит — условный сигнал возвращения на борт…

— Хо! Чего они от нас хотят? — воскликнул Жолио. — Говорили, что возвращение назначено на 17 часов, а теперь и 14 нет…

— Мы даже не кончили есть, — протестовала «Звезда», уписывавшая за обе щеки ананасный компот.

— Тем хуже для них, пусть свистят. Никто не двигается с места. Мы можем спокойно сидеть.

Но это было предусмотрено: гимнастическим

шагом бросаются солдаты на склоны к группам туристов, принуждая их немедленно сняться с места. По возмущенным жестам последних видно, что их бесит вмешательство manu militari [45] .

Прибегает запыхавшийся Лефебур и шепчет мне на ухо:

— Оползни увеличиваются… Они доходят уже до пятидесяти сантиметров в минуту.

45

Посредством военной силы.

Сотня наиболее покорных экскурсантов вернулась к лодке. Она была переполнена, когда мы подошли к набережной, где капитан Барко словами и жестами старался подогнать отстающих. Они подходили в тревоге, требовали объяснения у капитана.

— Спокойствие! — отвечал последний. — Вас требуют на борт, вот и все. Подождите лодку.

Но новое происшествие сразу усилило волнение. В глубине порта Эребус целый ряд обвалов скатился на первую линию разработок, как занавес красной грязи.

Работа остановилась. Несмотря на уговоры инженеров, началось паническое бегство. Рабочие бежали прятаться на оба транспорта. Один, снабженный мотором Дизеля, который тотчас был пущен в ход, снялся с якоря и ушел немедленно. Труба другого усиленно задымила.

Испуганные члены миссии волновались. Подобно мне они должны были видеть простым глазом, как отодвигалась противоположная сторона бухты. Разрыв, очевидно, происходил под водой. Почва дрожала, как листовое железо котла под высоким давлением. Там золотоносные массы продолжали скатываться с вершины. Лопнул электрический кабель далеко разбросав свои вагонетки. Одни из них упали на палубу проходившего в это время мимо нас к выходу из бухточки транспорта, переполненного воющими людьми. Экскурсанты отвечали таким же воем.

— Спокойствие! Спокойствие! — повторял капитан Барко. — Вот лодки.

— Двадцать пять сантиметров в секунду! — вопил Грипперт, вырываясь из рук двух солдат, которым поручено было хоть силой посадить его в лодку. — Двадцать пять сантиметров в секунду! — повторял он, не переставая, взбешенный тем, что его оторвали от любимых инструментов.

— Завяжите ему рот! — приказал капитан Барко.

С вершины обвалы становились все значительнее.

Глыбы докатывались до палубы второго транспорта, который теперь только снимался с якоря. На море был подан сигнал тревоги. «Иль-де-Франс» тронулся с места и немедленно удалялся.

— Мы пропали! Нас покидают! Мы все погибаем! — кричат женщины, ломая себе руки.

— Спасайся, кто может! — орут мужчины, проталкиваясь к приставшей в эту минуту к берегу лодке.

— Я положу на месте первого, кто пройдет без очереди! — объявил капитан Барко. — Лефебур, следите за порядком! Четыре человека к мосткам и чтобы пропускали только по одному.

— А вы, капитан?

— Лефебур и я останемся, чтобы увезти инженеров на катере «Эребуса II». Садитесь, садитесь! Так, ну теперь солдаты. Отдавайте якорь! Пускайте машину!

И под трескотню мотора наше суденышко скользит к открытому океану, сотрясаемое водоворотами, которые образует в водах бухточки подводное движение падающих глыб.

А там, наверху, вершина тает на глазах; по склонам безостановочно дождем сыплются осколки. Лопается второй кабель воздушной железной дороги, валится в свою очередь передвижной мост.

— Скорее! — кричит офицер у руля. — Полный ход!

В лодке члены миссии, почти лишившись сил, замолчали. На скамье! у левого борта, лежит англичанка: одна рука ее безжизненно свесилась в воду. Фредерика жмется ко мне. Мы тревожно следим за поворотами, второго транспорта, который, отделившись от набережной, собирается удирать.

Но он не успел. Вся оставшаяся вершина золотого утеса, тысячи тонн хлористого металла и самородков, обрушивается с грохотом и покрывает, горой обломков кормовую часть транспорта. Судно на минуту встает дыбом, сбрасывает с себя, как насекомых, сотни людей, показывая свой форштевень, свой кузов, окрашенный суриком, с налипшими на нем водорослями.

— Берегитесь толчка! Держитесь крепче!

Водяной вал, устремившись из бухточки, срывает по дороге катер «Эребуса II», смывает и катит в своем сумасшедшем водовороте дюжину людей, которые собирались садиться в катер. Инженеры, Лефебур, капитан Барко… Потом он докатывается до нас, поднимает, обливает кричащих, обезумевших и бешено мечет в стороны…

Но мотор все стучит, и мы продолжаем скользить к «Иль-де-Франс», который удаляется, удирает безнадежно медленно от этой проклятой земли — жертвы разрушения…

Мы были на расстоянии одного километра от порта Эребуса, когда это произошло.

Это произошло в два приема и продолжалось шестьдесят секунд, позволяя нам, таким образом, сделать еще четыреста метров… Обезглавленная и растаявшая вершина окончательно обвалилась… и разлилась полужидкой массой на северной части острова… Последняя покачнулась под этой тяжестью и стала медленно погружаться в океан, с такой постепенностью, что не вызвала даже волнения на поверхности.

Южная часть острова оставалась нетронутой, и одну минуту могло показаться, что она уцелеет; ее железные утесы попрежнему производили обманчивое впечатление берега, крепко опиравшегося на дно океана.

Чудовищная минута ожидания, когда наша лодка несется полным ходом по волнам, стремительно, как выпущенный снаряд.

Фредерика схватила меня за руку, и я чувствую, как ногти ее впиваются мне в тело. Мы смотрим на длинный черный и правильный гребень утеса, который тянется на протяжении четырех километров, до самого лагеря американцев, дымки которого и суда, постановленные на ширинг вблизи берега, отмечают его местоположение. И вот в этом месте вздымается сноп пены, в то время как линия гребня, вырисовывающаяся на горизонте, уменьшается, как в театральном трюке… В смертельной тоске мы понимаем, что это конец для сотен, тысяч живых существ, оставшихся там, и в то же время растет эгоистическая надежда: мы радуемся, что спаслись среди всего этого разрушения. Поверхность острова уравнивается с поверхностью вод — зловещий черный риф… Она погружается, погружается… исчезает. Но благодаря гигантской силе всасывания, на том месте, где несколько мгновений назад был остров Фереор, в полутора тысячах метров от нас, на наших глазах поднимается чудовищная буря, внезапно взволновавшая поверхность океана, вздымая волны, образуя губительные водовороты.