Остров ГНИИПИ
Шрифт:
Шкура медведя стала дыбом. Он десять секунд глядел на Кольку, а затем внятно произнёс:
— А ты чего шипишь?
— А чего мне не шипеть?
— Ну, сука!
— Сам сука, агент!
— Кто агент?
— Ты агент!
— Я агент?
В этот миг Колькин финач врезался в глав медведя. Последним усилием медведь схватил со стола пудовую кружку, и, пытаясь кинуть её в Кольку, угодил прямо в низкий лоб Никиты Чёрного. Посинев от злобы, Никита взвился на стол — стол треснул — и разразился хриплым рёвом:
— Феофан, сука, рот, нос, власть!!! Давай!!
Неистовый
В углу, описывая около себя сверкающий круг финачом, Колька Серый резал братьев Кровяшкиных. Братья, изрыгая непотребную ругань, по головам и телам павших упорно лезли к чемпиону. Удар неимоверной силы грянул снизу, доски пола провалились — на секунду стали видны длинные очереди в аду — и из черной дыры в кабак впрыгнул Васька Жареный.
— Псины интилигентные! — заорал национальный герой, кидаясь на братьев Кровяшкиных. — Коля, бля, пилу давай!
Аспиранты 9-ой бис, в изобилии представленные в кабаке, сбросили Кольке с Васькой двуручную пилу. Подобно врубовому комбайну, друзья пошли по залу, кося Кровяшкиных. В другом углу Никита Чёрный, держа за ножку рояль, отбивался, размахивая тяжёлым инструментом, от своры агентов.
Тут произошло нечто, на секунду понизившее активность даже Никиты Чёрного. Послышался глухой треск, затем скрежет отдираемой крыши, потолок проломился и в образовавшуюся дыру просунулась волосатая нога с восемью хищно скрюченными пальцами. Народ замер. Описав плавную кривую, нога вцепилась в профессора Прахарягина и уволокла его в отверстие. Причмокивающее чавканье послышалось на крыше.
Первым опомнился Колька Серый. Взвизгнув не своим голосом «Отдай, гад, прахаря!», Колька с новой силой ринулся на Кровяшкиных. Всё смешалось в кучу. В раскрытые окна, один за другим, стали сигать корабельные коты, около пяти тысяч. Душераздирающее мяуканье и царапанье смешались со стонами затаптываемых и раздираемых. Наконец, стены рухнули, и в то время, как с одной стороны в кабак вбежал в полном составе контингент детского сада № 80, с другой въехал чудовищный медведь верхом на тщедушном гнииповце, одетом в мешок с надписью «земляничное мыло».
Грозно уставясь на дерущихся, медведь разинул пасть и рявкнул пропитым дискантом:
— На Пидерской жиры дают!
Поток людей, подхваченный сенсацией, хлынул на улицу. Там уже дралось всё ГНИИПИ. Вдали, как гора, высилась Митькина башня. Удар молнии расколол её, маленькая тень, сверкнув топором, побежала к городу. Это вышел Митька. Со стороны леса уже мчались к столице лесные люди.
Страшно было в эти дни. По улицам, где некогда царили мир и покой, и марухи лускали семячки и нюхали астры, теперь со свистом носились трупы и нечисть. В такой-то обстановке суждено было продолжиться распре Кольки Серого и братьев Кровяшкиных.
Глава 7. Колька Серый и братья Кровяшкины /продолжение/
Молода была, страдала, да во дубравушке бывала,
Мы с милёнком в той дубраве, ой да играли в каннибала.
У нас и карточка была, едим мы человечину,
Только плёнка, где филе, Сучкою засвечена.
Все оставшиеся в живых 345 братьев Кровяшкиных сидели у костра, пылавшего в середине барака. Они ели Петьку Кровяшкина, некогда их единоутробного брата, час назад приговоренного семейным советом к превращению в жаркое. На лицах пирующих было написано блаженство.
До такой жизни братьев довёл голодный месяц январь. Доставать пищу было неимоверно трудно. И братья, знавшие, что против Кольки Серого надо воевать не числом, а умением и спортивной формой, решились на вышеописанный стратегический ход.
Каждый вечер в бараке шло открытое голосование. Каждая выдвинутая кандидатура, после неизбежного антипатриотического самоотвода, детально обсуждалась. За и против приводились самые разнообразные аргументы, от чисто кулинарных до политических и личных.
— Давай Стёпку завтра схаваем! — предложил Иегудиил Кровяшкин, один из самых активных выборщиков, чья густая шерсть и хрящеватость делали его почти непригодным для приготовления чего-либо съедобного. — Он, сука, мне полполушки должен…
— Меня нельзя! — отчаянно завопил Стёпка. — Я отдам! Я амутру не прививал!
Хотя упоминание о страшной гнииповской болезни амутре, гнойном воспалении всего организма полностью, не должно было бы вызывать веселья, хохот потряс барак. Амутру здесь, несмотря на титанические усилия Сени, не прививал никто.
— Отчего же, можно и Стёпку… — загудели голоса. Сытые братья не хотели спорить. Отчаявшийся Стёпка решился на крайние меры и впопыхах совершил неверный шаг.
— Меня нельзя! — снова завопил он. — Я агент!!! За меня сам Сеня…
Но сообщить, чего предпримет начсучки в отместку за гибель сотрудника, договорить Стёпке не дали. Предполагаемый изменник пал, сражённый четырьмя топорами разгневанных родственников. Завтрак, из расчёта 226 грамм Стёпки на рыло, был обеспечен. Братья занялись текущими делами. Около сортира выстроилась очередь.
Собственно, в этот миг и начались события, еще раз подвергшие испытаниям многострадальное гнииповское население. В тот момент, когда очередь дошла до Овсея Кровяшкина, в сортир, проломав унитаз, влез Колька Серый. Голодный чемпион, проникнув в тайну братьев, решил последовать их примеру.
В доли секунды прикончив Овсея, дерзкий Колька, зажав труп в пасти, вихрем промчался мимо обалдевших братьев и пропал во вьюжном просторе за Кровянкой.
И пока озлобленные Кровяшкины давали патетические клятвы и по-собачьи нюхали заносимые снегом следы, Колька отменно нажрался и впервые за последние недели подумал, что жизнь не так уж плоха.