Остров концентрированного счастья. Судьба Фрэнсиса Бэкона
Шрифт:
Анна считала своим долгом увещевать заблудших верующих и как-то обратилась к графу Эссексу, предостерегая его от «плотских увлечений (carnal dalliance)» [51] , одновременно предупреждая сына Энтони от чрезмерного сближения с графом.
В 1558 году посол Карла V граф де Ферия (Gomez III Suarez de Figueroa y Cordoba quinto conde de Feria; 1523–1571), сообщая императору о ключевых назначениях, сделанных новой королевой Англии, приписывал возвышение Н. Бэкона связям его супруги: «Печати отдали на хранение мистеру Бэкону, женатому на сестре секретаря Сесила (точнее, сестре жены У. Сесила. – И. Д.), скучной ханже, входившей в круг фрейлин покойной королевы» [52] . В словах дипломата есть своя правда. Анна была не только ханжой, но еще и властной занудой, любившей всех поучать. Если об отце Фрэнсис Бэкон всегда говорил с неизменным уважением и, став лордом-хранителем
51
Birch Th. Memoirs of the Reign of Queen Elizabeth. Vol. 2. P. 218.
52
Calendar of State Papers relating to English affairs. P. 18.
Однако при всех недостатках Анны сэр Николас всегда относился к ней с любовью. Он посвятил ей прочувствованную поэму, которую написал во время своей болезни. По словам Томаса Твина (Thomas Twyne; 1543–1613), переводчика и врача елизаветинского времени, «женившись на Анне Кук, сэр Николас украсил себя преданной леди, отпрыском выдающегося рода, племянницей уважаемого деда, дочерью достойного рыцаря, ученицей ученейшего мужа, сестрой глубоко уважаемой леди, матерью подающих надежды отпрысков, теткой несравненной графини, женой благородного канцлера, леди из благородной семьи, истинной почитательницей всемогущего Бога» [53] . Что касается преданности леди Анны своему супругу, то в этом Т. Твин был совершенно прав. Это видно хотя бы из ее отношения к религиозной позиции мужа. Сэр Николас позиционировал себя в качестве ортодоксального англиканина, сторонника умеренного, «среднего пути» в деле реформирования церкви, подобно тому как он придерживался этого же пути в каждодневной жизни, тогда как леди Бэкон была несгибаемым сторонником полного разрыва с католической церковью и с умеренными англиканами. Однако публично она неизменно поддерживала взгляды своего мужа. И когда архиепископ Кентерберийский Мэтью Паркер (Matthew Parker; 1504–1575) обратился за поддержкой к Анне Бэкон во время ссоры с лордом-хранителем, она дала ему понять, что целиком на стороне мужа.
53
Twyne Th. The Garlande of Godly Flowers. P. iijr.
В кембриджской тиши
Детство братьев Бэконов прошло в Горхэмбери. Отцовское поместье оставалось для Фрэнсиса эмоциональным центром. Он приезжал туда всякий раз, когда ему удавалось покинуть Лондон или чтобы на время скрыться из столицы.
Семья Бэконов (в первую очередь речь идет о второй семье сэра Николаса) принадлежала к «новой» (тюдоровской) знати. В эпоху реформ, начатых Генрихом VIII, нетитулованное дворянство (джентри), как и представители титулованной знати, стали осознавать, что их традиционное пренебрежительное отношение к знанию и образованию может обернуться для амбициозных, но худородных клерков (как, впрочем, и для отпрысков аристократических семей) ослаблением их политических позиций. В результате если в начале XVI столетия английские университеты больше походили на семинарии для подготовки духовенства для нужд церкви, то уже к середине столетия они стали излюбленным местом для сыновей и наследников английского джентри и нобилитета.
Королевский указ требовал прекратить изучение схоластической литературы, ввести во всех колледжах преподавание греческого и латыни, а также философии и пяти дисциплин тривиума и квадривиума (логики, риторики, арифметики, географии, музыки). Магистры должны были изучать также перспективу (оптику), астрономию и прослушать углубленный курс философии, включавший натурфилософию.
Учитывая, что свыше 50 % мужского населения Лондона накануне Английской революции было грамотным и что треть взрослого мужского населения страны умела читать, что около 2,5 % юношей, не достигших семнадцатилетнего возраста, планировали продолжить свое образование, можно сказать, что образовательный процесс в период правления Тюдоров развивался вполне успешно. Английское население было более образованным по сравнению с другими европейскими странами. Менялся и социальный состав студентов: на 6 джентльменов приходилось 5 худородных.
Более того, реальная жизнь постепенно брала свое – люди доходных профессий, подчас даже связанных в той или иной мере с ручным трудом, все чаще претендовали на статус джентльмена. Дети (в первую очередь младшие сыновья) сапожников, моряков, портных и т. д. устремились в Inns Court. И с этим приходилось считаться.
Действительно, как еще мог молодой человек, не получивший отцовского наследства (земли, дома, денег, мастерской и т. п.), добыть средства к существованию in gentlemanlike fashion, если в обществе все еще сохранялось убеждение, что настоящий джентльмен должен быть бескорыстен, т. е. служить государству, не требуя награды или за очень скромное вознаграждение, а некоторые доходные виды деятельности вообще не считались, строго говоря, джентльменским занятием? Юристы и врачи часто вместо фиксированной платы за свои услуги принимали подарки, ценность которых зависела от состояния и доброй воли дарителя. Выплата заранее оговоренной суммы означала бы, что плательщик (клиент) рассматривает адвоката или врача как своего наемного слугу, нанося тем самым ущерб и его репутации, и своей собственной.
Ил. 4. Ф. Бэкон в возрасте восьми лет. Гравюра Ф. Холла (F. Holl) по рисунку А. Хьюза (Arthur Hughs), XIX век. В основу положен терракотовый бюст, выполненный неизвестным мастером ок. 1572 года
О детских годах Фрэнсиса Бэкона известно очень мало (ил. 4). Крепким здоровьем он не отличался и, вероятно, учился в основном дома, атмосфера которого была заполнена разговорами об интригах «большой политики».
Первоначальная карьера Фрэнсиса складывалась весьма удачно, хотя, возможно, сам он надеялся на большее.
Здесь уместно остановиться на одной истории, которая во многом определила жизнь Ф. Бэкона после смерти его отца.
Как известно, землевладение служило важнейшим источником дохода, позволявшим английской элите вести образ жизни, соответствующий ее положению. Как землевладелец первого поколения, сэр Николас не мог похвастать большими наделами. Но, в отличие от большинства джентри и аристократов, он получал значительные суммы за исполнение придворных обязанностей. Гонорары, вознаграждения за службу разного рода, стипендии, доходы от сбора пошлин, предварительные гонорары и просто взятки сделали его весьма состоятельным человеком, что дало ему возможность приобретать поместья и обеспечивать ими своих наследников [54] .
54
Simpson A. The Wealth of the Gentry 1540–1660.
Сэр Николас тщательно планировал будущее своих сыновей и дочерей. Его доходы оценивались в 2600 фунтов стерлингов в 1560 году и выросли до 4000 фунтов в год к моменту его смерти в 1579-м. Н. Бэкон систематически покупал земли для своих сыновей и постарался выгодно женить их на девушках из богатых, хотя и не обязательно титулованных семейств. К примеру, ему удалось организовать удачный брак старшего сына Николаса, в результате чего молодой человек стал владельцем семи поместий, – включая и некоторые владения его отца, – с суммарным доходом 1000 фунтов в год [55] .
55
Ibid. P. 91–93. Сэр Николас справедливо полагал, что в экономически нестабильные времена удачно продуманный брак может обеспечить большую финансовую независимость, чем какие-либо коммерческие инвестиции. Это было моделью, к которой его сын Фрэнсис обратится в середине своей жизни, когда, столкнувшись с постоянными препятствиями своего продвижения по социальной лестнице, выберет себе в жены богатую наследницу.
О браке другого сына Н. Бэкона, Натаниела, уже упоминалось выше. Это был также очень выгодный брак, который принес Бэкону-мл. множество хороших земель в разных графствах. Что касается Эдуарда, младшего сына от первого брака, то брачные переговоры оказались безуспешными, но молодой человек получил неплохую компенсацию: поместье в Саффолке и дом в Лондоне.
Дочери Н. Бэкона были тоже хорошо устроены. Старшая, Елизавета, вышла замуж за придворного, сэра Роберта Дойли (R. Doyly), Анна – за Генри Вудхауса (H. Woodhouse of Wraxham), члена парламента, а младшая, Елизавета – за архивариуса из Норвича, сэра Фрэнсиса Уиндхэма (F. Wyndham), ставшего судьей.
Осталось позаботиться о сыновьях от второго брака – Энтони и Фрэнсисе. Если бы все шло так, как было задумано Н. Бэконом, то у них тоже было бы достаточно земель, чтобы вести жизнь обеспеченных людей. Но… не случилось. В феврале 1579 года сэр Николас неожиданно умер, не успев купить земли для младших сыновей, а оставшиеся 2500 фунтов наличных пошли на уплату долгов. Согласно же завещанию, составленному Н. Бэконом в конце декабря 1578 года, основная недвижимость, включая земельные владения, должна была перейти к его сыновьям от первого брака и вдове, которая, кроме того, получала также драгоценности и дорогую посуду. Относительно Энтони и Фрэнсиса в завещании было сказано, что их мать должна хорошо позаботится о юношах, поскольку «без отца они остаются бедными сиротами (poor orphans)» [56] . Это означало, что братья Бэконы оказывались в полной зависимости от матери. По сути перед ними открывались две дороги: либо жить с леди Бэкон в Горхэмбери, имении, которое она по завещанию получила в пожизненное владение, или делать карьеру, рассчитывая в первую очередь на себя, а во вторую – на высокопоставленных и влиятельных родственников. Братья выбрали второй путь. Впоследствии Ф. Бэкон неоднократно повторял, что, если бы ему досталось приличное наследство, он смог бы целиком посвятить себя философским и натурфилософским изысканиям и завершить свой проект «великого восстановления наук».
56
Цит. по: Jardine L. Stewart A. Hostage to Fortune. P. 67.