Остров Крым
Шрифт:
Обе дамы очаровательно оскалились.
«Что это они так любезны со мной? Я им хамлю, а они не перестают улыбаться. Ах да, ведь в этом сезоне я жених. Левые взгляды не в счет, главное — я сейчас „жених из врэвакуантов. В наше время, милочка, это не так уж часто встретишь“.
— Вы, должно быть, сейчас припустите на своем «Турбо»? — спросила Лидочка Александровна.
— Йеп, мэм. — Американский ответ Лучникова прозвучал весьма подозрительно для ушей русских дам.
— Наш папочка предпочитает «руссо-балт», а, значит, плавное, размеренное движение, не лишенное, однако, стремительности. —
— Это сразу видно, — сказал Лучников.
— Почему? — спросила Варвара Александровна. — Потому что он ваш политический оппонент?
«Он, оказывается, мой политический оппонент!»
— Нет, сударыня, я сразу понял, что ваш папочка предпочитает «руссо-балт», когда я увидел его за рулем «руссо-балта».
Господин Нессельроде повернул голову и что-то сказал.
— Михал Михалыч интересуется — как здоровье Арсения Николаевича? — Именно в таком виде Варвара Александровна вынесла на поверхность высказывание супруге.
Глянув на летящие впереди на одной скорости автомобили и вообразив, что сейчас начнется подъем и стадо будет прорежаться, Лучников слегка сдвинул руль, приблизился к «руссо-балту» едва ли не вплотную и зашептал горячим шепотом чуть ли не в ухо госпоже Нессельроде:
— Я как раз еду к отцу и, значит, узнаю о его здоровье. Немедленно телеграфирую вам или позвоню. Давайте вообще сблизимся по мере возможностей. Я немолод, но холост. Левые взгляды не в счет. Лады?
Лучников поджал педаль газа, и его ярко-красный с торчащим хвостом спортивный зверь, рявкая турбиной, ринулся вперед, запетлял, меняя ряды, пока не выбрался из стада и не стал на огромной скорости уходить вверх по сверкающему на солнце горбу Восточного Фриуэя.
ВФ, вылетая из Симфи, набирает едва ли не авиационную высоту. Легчайший серебристый виадук с кружевами многочисленных съездов и развязок, чудо строительной техники. «Приезжайте в Крым, и вы увидите пасторали XVIII века на фоне архитектуры XXI века!» — обещали туристские проспекты и не врали.
«Откуда все-таки взялось наше богатство? „-в тысячный раз спрашивал себя Лучников, гляди с Фриуэя вниз на благодатную зеленую землю, где мелькали прямоугольные, треугольные, овальные, почковидные пятна плавательных „пулов“ и где по вьющимся местным дорогам медленно в больших «кадиллаках“ ездили друг к другу в гости зажиточные яки. Аморально богатая страна.
Он вспомнил южную дорогу, или, кик они говорят, «трассу», в Союзе. Недавно они ехали по ней на «Волге» со старым московским другом Лучникова, разжалованным кинорежиссером Виталием Гангутом.
«Как назывался тот городок, где мы зашли в магазин? Фанеж? Нет — Фатеж. Разбитый асфальт главной площади и неизменная фигура на постаменте, Был ли там Вечный Огонь? Нет, кажется, только областным центрам полагается по статусу Вечный Огонь. Да, в Фитеже не было Вечного Огня. Хотя бы Вечного Огня там не было».
— Сейчас увидишь наше изобилие, — сказал Виталий. В магазине у прилавка стояло несколько женщин. Они обернулись и молча смотрели на вошедших. Может быть, приняли за иностранцев — странные сумки через плечо, странные куртки… Пока они ходили и осматривали прилавки, женщины все время молча глядели на них, но тут же отворачивались, если они замечали
В общем, здесь не было ничего. Впрочем, не нужно преувеличивать, вернее, преуменьшать достижений: кое-что здесь все-таки было — один сорт конфет, влажные вафли, сорт печенья, рыбные консервы «Завтрак туриста»… В отделе под названием «Гастрономия» имелось нечто страшное — брикет мороженой глубоководной рыбы. Спрессованная индустриальным методом в здоровенную плиту, рыба уже не похожа была на рыбу, лишь кое-где на грязно-кровавой поверхности брикета виднелись оскаленные пасти, явившиеся в Фатеж из вечной мглы.
— Я вижу, у вас тут не все есть, — с подлой улыбочкой сказал женщинам Гангут.
— А что вам надо? — хмуро поинтересовались женщины.
— Сыру, — пробормотал Луч. — Хотели сырку купить. Чудесная склонность советского населения к уменьшительным обозначениям продуктов была ему давно известна.
Женщины мило заулыбались. Вот эта способность русских баб мгновенно переходить от хмурости, мрачной настороженности к душевной теплоте — вот это клад! Непонятный чужой человек вызывает подозрительность, человек же, желающий сырку, сразу становится понятен, мил и сразу получает добрую улыбку.
— Сыр? Это у нас в военном городке бывает почти регулярно, — охотно стали объяснять женщины. — Двенадцать километров отсюда военный городок, сразу увидите.
— Понятно, понятно, — закивал Луч. — Мы на машине, это не сложно…
— А масло? — продолжал провоцировать Гангут. — А насчет колбаски?
Однако лед был расколот, ехидство московского интеллектуала пропало втуне.
— А это вам надо, друзья, в Орел ехать, — поясняли женщины, — У нас тут, врать не будем, колбасы не бывает. Масло иной раз подвозят, а за колбасу этого не скажешь. Надо в Орел ехать, и то с утра только. В этот час уже все продано. Вы сами-то, друзья, куда едете?
— В Москву.
— Ну, там всего навалом! — радостно зашумели женщины. Они повернули к машине.
— Ну, как по-твоему, что моральней: супермаркет «Елисеев и Хьюз» или гастрономия в городе Фатеж? — спросил Гангут.
— Не знаю, что моральнее, но «Елисеев и Хьюз» — аморальнее, — мрачно ответил Луч.
— Значит, вечное издевательство над людьми и вечная тупая покорность менее аморальны? Тогда позволь тебе преподнести советский сувенир из глубины России, отвези его на Остров и угости друзей.
Гангут протянул Лучникову плоскую банку консервов. По боку банки вилась призванная возбуждать аппетит надпись:
Воспоминания об этой банке, о городке Фатеж и еще какая-то гадость угнетали Лучникова, «Питер» гудел на высотной стальной дороге, солнце заливало благословенный край, в стекле спидометра отражались рыжие усы Лучникова, которые всегда ему были по душе, но весь сегодняшний день основательно угнетал Андрея Лучникова, и он ехал сейчас к отцу в дурном настроении. Кальмар натуральный обезглавленный? Такого рода воспоминания о континенте присутствовали всегда. Невразумительное сообщение из Западной Африки? Перекрестился на светофор? Встреча с этими дурацкими Нессельроде? Возраст, в конце концов, паршивое увеличение цифр.