Остров мечты
Шрифт:
Их взгляды встретились. Нахмурив брови, женщина пристально смотрела на него — без укора, но с суровым выражением. Поймав на себе её жёсткий взгляд, Сёдзо изобразил на лице улыбку и, указывая рукой на выставленные в витрине фигуры, несколько раз одобрительно кивнул.
Хмурая складка у неё на лбу немного разгладилась, но выражение лица не смягчилось. Отвернувшись, она отошла в глубь декораций и скрылась из виду.
Свет в витрине погас теперь уже полностью. Лишь манекены оставались на своих местах, всё так же улыбаясь, всё так же глядясь в зеркало, всё так же готовясь взлететь в ночное небо.
Сёдзо шёл по ещё освещённой улочке возле станции государственной железной дороги мимо закусочных и питейных заведений,
5
Что-то стало меняться в жизни Сёдзо — и не было дня, чтобы он этого не сознавал.
Почему это происходит, было неясно. Сам он ничего ради этого не предпринимал. Если бы причиной была смерть жены, вынудившая его на старости лет вернуться к холостяцкому образу жизни, перемены должны были бы наступить раньше. Между тем, овдовев, он продолжал жить всё в той же квартире, по-прежнему ходил на службу, питался и одевался, как прежде. Правда, он стал чаще обедать на стороне, но и при жизни жены, не обременённые детьми, они то и дело вместе ходили в ресторан. К тому же он и сам умел готовить: необходимые для этого навыки были приобретены им ещё в студенческие годы, да и после поступления на службу он долго оставался холостяком, а в те времена не существовало ресторанов и закусочных, где можно было, как теперь, поесть вкусно и без хлопот. Женился он уже разменяв четвёртый десяток, но и в новом своём статусе нередко хозяйничал на кухне.
Когда он овдовел, многие искренне ему сочувствовали: «Должно быть, вам нелегко самому управляться с хозяйством», — но это не соответствовало действительности: тоскливо ему бывало, а вот бытовых неудобств он не ощущал.
И вдруг в его жизни стали происходить перемены. Всё началось с того дня, когда он побывал на пустыре, а точнее, — после того, как он попал на странное детское сборище в Харуми. Мало того, что с тех пор он каждый выходной отправлялся к Токийскому заливу, в его гардеробе тоже кое-что изменилось. Прежде он носил только белые сорочки, теперь же у него появились и бежевые, и голубые, и в полосочку, — пусть и сдержанных тонов, но тем не менее. Кроме того, он обзавёлся несколькими новыми галстуками яркой расцветки. То же и с едой: отчасти потому, что неподалёку от его дома открылся большой супермаркет с изобилием импортных продуктов, в последнее время он пристрастился к эскарго, разнообразным сырам, языку, баранине и прочей довольно калорийной и тяжёлой пище.
И ещё: теперь ему стали сниться сны, и это тоже было внове. Как многие люди его возраста, Сёдзо зачастую просыпался чуть свет, — тогда он вставал с постели, шёл в гостиную и, сидя на диване, смотрел, как за окном, помигав напоследок, один за другим гаснут уличные фонари. И вот в предутреннем полумраке, когда ночь уже отступила, но день ещё не занялся, перед ним, словно в прокручиваемой на медленной скорости видеозаписи, проплывали фрагменты только что увиденного сна.
Например: он находится в какой-то старой деревянной развалюхе; вдруг, откуда ни возьмись, прилетает игрушечный самолётик, точная копия американского палубного истребителя времён Второй мировой войны, и, врезавшись в трухлявую дощатую стену, застревает в ней, отчего она сразу же загорается; красно-жёлтое пламя расползается по стене, медленно тянется к потолку, дрожащими всполохами озаряя предрассветное небо над пустынной улицей…
После таких минут лежащие перед ним на столике зажигалка, лупа, держатель для ключей переставали быть обыкновенными предметами, — в струящемся из окна бледном мареве они обретали странную, почти иллюзорную лёгкость и казались чем-то невыразимо прекрасным.
Сёдзо учился в средней школе, когда война вступила в заключительный этап. Надежды на спасительный «божественный ветер» не оправдались, и после разгрома Японии в нём поселилось недоверие не только ко всякого рода мистике и суевериям, но и к религии. Даже свою непонятную страсть к высотным сооружениям, где все линии чётко пересекаются под прямым углом, он отчасти объяснял отвращением ко всему туманному и неопределённому.
В свете всего этого Сёдзо несказанно удивляло ощущение неслучайности событий, происходивших вокруг него в последнее время, а вернее, та лёгкость, с которой он поддавался этому ощущению. Например, недавно ему на работу позвонил школьный приятель, сотрудник Департамента портового хозяйства токийского муниципалитета. Речь шла всего лишь о традиционном сборе бывших одноклассников, но вот что странно: они уже долгое время не беседовали друг с другом по телефону, к тому же, постоянно бывая у Токийского залива, Сёдзо ни разу не вспомнил, что у него есть приятель в Департаменте портового хозяйства. Невольно возникало впечатление, будто этот звонок был нарочно кем-то подстроен.
Вначале они поговорили об общих друзьях, а потом Сёдзо спросил, в каком месте Токийского залива сейчас сбрасывают мусор, чем весьма озадачил своего собеседника.
— С чего это ты стал интересоваться такими вещами? — удивился тот. — Вы собираетесь там что-то строить?
— Да нет, у меня тут сугубо личный интерес.
Посмеявшись над этим признанием (право же, нашёл, чем интересоваться), приятель сказал:
— Сейчас идут работы на дальнем участке тринадцатой зоны. Официально это называется так: «Намывная территория с внешней стороны центрального волнолома».
— То есть речь идёт о…
— Знаешь, где находится Морской музей? Так это в той стороне, только дальше.
— Довольно-таки обширная территория. Я как раз в прошлое воскресенье ездил туда на автобусе.
— Ну и ну, с каких это пор ты пристрастился к прогулкам по искусственной земле?
— С недавних. Тамошний пейзаж произвёл на меня огромное впечатление. Сам не знаю, почему. Видимо, он напомнил мне пепелища моего детства. Как ни странно, в этом было даже что-то ностальгическое, словно я вернулся в родные места.
— Ну, это уж чересчур — в наши дни вспоминать про пепелища.
— Я и сам так думаю, но, понимаешь, в последнее время у меня возникла потребность нащупать какую-то точку отсчёта. Все эти тридцать лет мы работали как бы вслепую, и теперь хочется понять, кто мы и откуда.
— Это возрастное.
— Может быть. Но, мне кажется, дело не только в желании оглянуться назад. Вот посмотри: мы из кожи вон лезем, строя дома на крошечных пятачках, где земля ценится на вес золота, а, оказывается, существуют огромные пустующие территории! Причём, созданные человеческими руками! Разве это не потрясающе? Какие новые кварталы здесь могут быть возведены! Хоть по характеру я и не мечтатель, в голове невольно рождаются всякие фантазии. Вернее, нет, не совсем так. Как бы это проще сказать?.. Оказываясь там, я словно бы попадаю в другой мир. Должно быть, нечто похожее испытывает человек, оказавшись в пустыне. Там я ощущаю себя совершенно другим человеком. — Сёдзо сам удивился той горячности, с какой произнёс эту тираду.
— Понятно. Ну что ж, если хочешь, я могу выступить в качестве сопровождающего.
— Да нет, не стоит. Я люблю бродить в одиночестве. Интересно, а туда, где сейчас идут насыпные работы, пускают?
— Нет, туда нельзя. Как говорится, посторонним вход воспрещён.
— Вот тут мне как раз пригодилось бы твоё содействие.
— Вообще-то мусором занимается Департамент коммунальных отходов и чистоты города, но я попробую договориться.
Беседуя с приятелем, Сёдзо не мог отделаться от ощущения, что им руководит то ли чья-то воля, то ли какая-то неведомая сила, и дивился тому, что подобная несуразица могла прийти ему в голову.