Остров мечты
Шрифт:
Пролегающее по тринадцатой зоне прямое шоссе закончилось, и при въезде в протянутый по дну моря туннель, ведущий к намывным территориям с внутренней стороны центрального волнолома, Сёдзо высадился из такси. Был погожий субботний полдень. Рядом высилась огромная вентиляционная башня, — точно такое же сооружение стоит на Прибрежной магистрали, там, где начинается её подводный участок, по которому курсирует автобус из Синагавы.
В назначенный час из туннеля вынырнул джип; за рулём сидел человек в спецовке и жёлтом шлеме. Подобрав Сёдзо, джип снова устремился в туннель, заполненный
По пути гид — он оказался мастером участка — объяснил, что обычные бытовые отходы поступают к ним уже в виде золы, то есть пройдя через мусоросжигательные заводы, которые имеются в каждом районе города. Напрямую же сюда доставляют только негорючий и крупногабаритный мусор.
Когда машина выехала из туннеля, с левой стороны показалась высокая земляная куча размером со средней величины холм.
— Неужели это мусор? — удивился Сёдзо, на что сопровождающий равнодушно ответил:
— Мусор и земля укладываются слоями, по принципу сэндвича. Сейчас вы видите высокую горку, но со временем она осядет.
— Сама по себе?
— Да, сама по себе.
Горка была довольно широкой у основания. На её плоской вершине работало несколько бульдозеров, разравнивавших землю. В нескольких местах из земли торчали трубы, образуя нечто вроде вентиляционных отверстий.
— Через них выходит скапливающийся внутри метан, — пояснил сопровождающий. — Прошу вас воздержаться от курения, это опасно.
Они поднялись на уже разровненный участок холма, над которым хлопотало бесчисленное множество чаек. Кое-где между ними мелькали и вороны. Белое и чёрное птичье оперение сверкало на солнце. Разжиревшие чайки не боялись людей и улетали лишь тогда, когда к ним подходили совсем близко. Всё вокруг: обширный участок уже готовой намытой земли с построенными на ней причалами, резервуары для газа и даже виднеющиеся вдали, за искрящимися в солнечных лучах водами залива, высотные здания центральной части Токио — было подёрнуто голубоватым смогом.
«Итак, горы исторгаемого Токио мусора создают для него же новые территории», — размышлял Сёдзо. Разумеется, этот гигантский круговорот инициирован людьми, их идеями и расчётами, и всё же ему трудно было избавиться от ощущения, что за действиями людей скрываются какие-то иные, куда более могущественные силы. В воздухе стоял прелый запах, смешанный с солёным дыханием моря. Сёдзо чувствовал, как внутри холма бурлит и клокочет метан, как под ногами медленно проседает земля. Он чувствовал суетливое движение Токио, самочинно вступившего в борьбу с заливом за жизненное пространство, он чувствовал его дыхание, температуру его тела…
Сев в джип, они направились к центральному волнолому, с внешней стороны которого шли насыпные работы. Обширный участок моря, превосходящий размерами всю территорию острова Цукисима, был отгорожен от остальной акватории залива высокой бетонной стеной, и оттуда уже начался сброс мусора.
По всей поверхности воды, сверкая на солнце, плавали набитые мусором виниловые мешки, преимущественно белого цвета. Сёдзо не ожидал увидеть такую картину. Никакого ощущения нечистоты не было и в помине — отражая прямые солнечные лучи, мешки сияли так, словно были покрыты серебряной фольгой или алюминиевым порошком. Кое-где виднелись голубые, реже — чёрные, превращая водную поверхность в красочную мозаику. Сёдзо никогда ещё не видел ничего подобного. Кто бы мог подумать, что это великолепное зрелище — обыкновенная мусорная свалка?!
Вдоль бетонной стены была проложена дорога. Пройдя по ней на противоположную сторону, Сёдзо принялся разглядывать сброшенную в воду груду мешков. Из их отверстий высовывалась всякая всячина: сумка с отрезанным ремешком, ржавая, покоробившаяся сетка для жарки рыбы, фотографии обнажённых барышень из какого-то журнала, пачка листовок, отпечатанных к весенним выступлениям трудящихся (и это при том, что горючий мусор не полагается складывать в один мешок с твёрдыми бытовыми отходами), будильник с отвалившимися стрелками, дырявые колготки, записная книжка в чёрной обложке, пучок спагетти, красная детская спортивная туфелька…
В каждой из этих отживших свой век и выброшенных за ненадобностью вещей ощущалась какая-то несокрушимая витальность, густая и терпкая аура повседневной жизни. На полках универмагов или маленьких магазинчиков эти обыкновенные предметы быта выглядели бы вполне заурядно, здесь же они сияли, словно только что добытая драгоценная руда, приковывали к себе взгляд, рассказывали каждый свою историю. Стоило посмотреть на ржавую сетку жаровни, и в воображении сразу возникала кухня, запах дымящейся сайры, сидящая за ужином семья. Будильник напоминал о раннем утре, когда так хочется ещё немного поспать, о холоде воды в умывальнике, о поездке на работу в битком набитой электричке. Красная детская туфелька тоже могла о многом поведать — об улыбке на лице девочки, радующейся купленной матерью обновке, о земляном поле прихожей, о том, как весело прыгать на улице через верёвочку.
Сёдзо едва не задохнулся от охватившего его волнения. Сломанные, разрозненные, выброшенные на помойку вещи странным образом оживали. Казалось бы, вид этой грандиозной свалки должен свидетельствовать о неумолимости закона энтропии, но нет — каждая из этих вещей не превращалась в ничто, не подвергалась окончательному разрушению, а напротив, обретала новое, яркое, концентрированное бытие. У Сёдзо было такое чувство, словно перед ним лежат вытряхнутые наружу внутренности Токио — города, чьи улицы по мере урбанизации и развития высотного строительства становятся всё более пустынными, а атмосфера — всё более разреженной.
— Что-то не так? — озабоченно спросил сопровождающий, заметив, с какой сосредоточенностью притихший Сёдзо всматривается в мешки с хламом.
— Нет, нет, всё в порядке. Странно, но этот мусор кажется таким… живым… — с запинкой произнёс Сёдзо. Сопровождающий рассмеялся, прикрыв глаза от солнца сложенной козырьком ладонью. — Интересно, сколько времени потребуется, чтобы заполнить всё это пространство? Наверно, не так уж много. А куда будут сбрасывать мусор потом?