Остров на болоте
Шрифт:
Единственными зданиями на посёлке, выкрашенными в белый цвет, пока не была построена новая больница, были школа и детский сад. От бани до детского сада, вдоль всей Главной улицы летел стрелой кирпичный тротуар. Пока не было тротуара, в осенний и весенний период улица была недоступна для пешего передвижения. Долгие годы грязь была проклятием посёлка, а резиновые сапоги – самой модной обувкой. Тротуар быстро стал любим, и вечерами на нём было не протолкнуться. В шутку и с любовью его называли Невским проспектом.
Полудневская школа давала среднее образование, и потому, начиная с пятого класса, в неё приезжали дети из соседних посёлков, Лесного и Тружного, где имелись только начальные классы.
Для детворы, особенно для мальчишек, посёлок был неиссякаемым кладезем всяких интересных вещей, которые только можно было себе представить.
Целыми коробками сюда сбрасывались всевозможные винтики и гаечки, шайбы и болтики, штамповки из листовой стали, полоски меди, клеммы и, самое главное, – мотки медной проволоки, из которой весь посёлок плёл верши для ловли карасей на карьерах. Помимо поиска в коробах для производственных отходов, был у поселковой детворы ещё один, более опасный, но не менее заманчивый промысел – добыча медных трубок.
Бог знает, каким ветром заносит порою в удалённый от мира населённый пункт какое-нибудь очередное неожиданное и повальное увлечение молодёжи. Было время, когда все мальчишки катали по дорогам металлические диски, погоняя их своеобразной проволочной кочергой. Диски эти добывались в ремонтном цеху дорожной техники. Когда пришла мода на самокаты, самым желанным предметом стали подшипники, которые тоже не с неба падали. Всеобщее увлечение ходулями принесло механическим цехам некоторую передышку от набегов «диких варваров». После просмотра фильма про мушкетёров все пионеры посёлка быстро вооружились деревянными шпагами и начались бесконечные стычки и сражения по типу «двор на двор», «улица на улицу», а также практиковались и отдельные поединки.
Спрос на медные трубки возник неожиданно, когда всем стало ясно, что пора переходить от луков и рогаток к огнестрельному оружию. В те годы не было проблемы купить в магазине порох и дробь. Оставалось, всего лишь, изготовить оружие. А поскольку ничего подходящего для изготовления стволов в промтоварном магазине у тёти Тони не продавалось, то в ход пошли маслопроводы и бензопроводы тракторов и торфоуборочной техники. На добычу медных трубок выходили в сумерках, чаще в плохую погоду, когда сторожа сидели в своих теплушках и пили чай. Во время «работы» старались не шуметь, отпиливали, откусывали, отламывали нужный материал и быстро уходили. В короткое время самопалами вооружились все подростки на посёлке. И началась пальба. Хозяйки срочно стали убирать развешенные на заборах мишени – тазы и вёдра, а горластые вороны, быстро уловив ситуацию, предпочитали держаться на безопасном расстоянии – на вершинах деревьев.
Были увлечения и сезонного характера. В начале мая, когда на берёзах распускалась листва, наступала короткая пора охоты на «шаранок» – так называли на посёлке майских жуков. В те годы их было много, и ловля доставляла огромное удовольствие всем, и даже взрослым. Нужно было только срубить молодую берёзку и, затаившись, ждать, пока на фоне вечернего неба не появится увесистый симпатичный жук. Затем его надо было догнать, сбить запасённой берёзкой, отыскать в траве и убрать в спичечный коробок, чтобы на следующий день принести в школу. Когда на окраинах за сараями подрастал дудочник, наступало время индейской забавы. Каждый вырезал себе зелёную трубочку и стрелял из неё горохом.
Случалось, в посёлок приезжал старьёвщик, скупавший всякое барахло. У него можно было за пару-тройку старых фуфаек раздобыть настоящий китайский фонарик – гордость любого мальчишки. В тёмные, безлунные вечера на посёлке устраивались соревнования на дальность и тонкость светового луча. Вскоре русская смекалка смогла довести до ума это китайское приспособление для света. На фонарик сзади натягивался кусок резиновой велосипедной камеры, в которую вставлялись дополнительные батарейки. Демонстрация такого чудо-фонарика прошла поздним вечером на станции при большом количестве зрителей. Тонкий луч ручного прожектора с первой попытки достал до соседнего посёлка Лесного, удалённого на три километра. Правда, лампочка горела недолго.
В такую – интересную и насыщенную – жизнь детворы рабочего посёлка постепенно врастал, становясь её частью, маленький Серёжа.
До посёлка Лесного от Полуднева было полчаса пешего хода. Гравийная тропа, что тянулась вдоль железной дороги, была востребована и летом, и зимой. По ней ходили рабочие и школьники, по ней гуляла молодёжь, домохозяйки несли продукты из магазина, доставляли молоко на базар частники, ею пользовались грибники, рыбаки и ягодники.
Четыре раза в день на станцию Полуднево прибывал пассажирский поезд, следующий от конечной станции – посёлка Подозёрского – в районный центр Колокольск. Четыре зелёных вагончика, вмещавшие по сорок пассажиров, и пятый – почтовый, тянулись за маленьким чёрным паровозиком чехословацкого производства. Кроме пассажирского поезда по узкоколейке ежедневно двигались длинные товарные составы по шестьдесят вагонов, загруженные торфом, который везли в Колокольск в прожорливые пасти топок электростанции. Для перевозки рабочих и школьников из Лесного и Тружного использовался мотовоз с одним вагоном – теплушкой. Для экстренных случаев в подвижном составе дороги имелись пассажирские дрезины. До семидесятых годов железная дорога была самым надёжным средством сообщения рабочих посёлков с районным центром.
Автомобильная дорога, конечно, имелась, но была грунтовой и весной и осенью становилась совершенно непроходимой. Застрявшие в грязи машины водители бросали и пробирались по торфяной жиже в ближайший посёлок за трактором. В такую пору вся надежда была на дрезины. На них подвозились в магазины продукты и товары первой необходимости, они исполняли роль «скорой помощи» и такси. Для районного начальства существовал персональный легковой транспорт – «Волги» и «Москвичи», поставленные умельцами на железный ход.
Разумеется, и железная дорога не осталась без внимания местной детворы. Все мальчишки любили играть в юных партизан: периодически подкапывались шпалы, переводились «не туда» стрелки, откручивались гайки на стыках, подкладывалась на рельсы всякая всячина. Водители дрезин и машинисты паровозов о действиях «партизан» знали и проявляли неусыпную бдительность. Завидев издали «не туда» переведённую стрелку, машинист притормаживал состав и посылал помощника бежать впереди паровоза и исправлять непорядок. Иногда шалуны, оказавшись в вагоне без родителей, принимались раскачивать его на ходу, что на узкой колее было несложно. Перепуганный машинист останавливал состав и бежал к «пьяному» вагону, вспоминая на ходу матерей всех тех, кто в нём находился. Самой невинной забавой было расплющивать монеты. Из никелевой монеты в двадцать копеек после некоторой доработки получалась неплохая блесна на окуня. Но особой популярностью пользовались капсюли от охотничьих боеприпасов – они издавали громкие хлопки, что вызывало особое веселье у окружающих. Находились и такие, особо одарённые музыкальным слухом, умельцы, которые могли так разложить на рельсах капсюли, что те, при наезде колёсной пары, производили узнаваемую «ритмическую мелодию».
Все станции на маршруте, включая конечную, в Колокольске, платформ и навесов не имели. С подножек вагончиков часто спрыгивали, не дожидаясь, пока поезд остановится, так же и запрыгивали, догнав его на ходу. Иногда, в определённых местах, поезд делал остановки «по требованию». Машинист притормаживал состав, и те, кому было нужно, покидали его.
Как-то осенним днём мать взяла Серёжу за руку и повела на станцию, где собралось уже много народу поглазеть на несчастный случай. На запасной ветке стоял серый мотовоз с прицепленной открытой платформой, на которой в беспорядке лежали несколько деревянных скамеек. Люди топтались вокруг платформы, приседая и заглядывая под днище в то место, где платформа опиралась на колёсную тележку. Просунувшись вперёд вместе с мамой, Серёжа остановился, припав взглядом к большому женскому заду в бледно-голубых рейтузах, свисавшему почти до самых шпал. Ноги женщины в разодранных чулках торчали вперёд, переброшенные через колёсную ось. Ни рук, ни головы женщины не было видно, только задранный подол юбки был туго натянут на верхнюю часть тела, и скрывался где-то в узкой и тёмной щели под днищем платформы.