Остров обреченных
Шрифт:
Маргрет с тоской и отчаянием обвела взглядом все огромное пространство океана: с востока на запад, от горизонта к горизонту… Ни одного очертания судна, ни одного паруса, ничего, что порождало бы хоть какую-то надежду…
Чтобы сдержать слезы, норд-герцогиня нервно пожевала нижнюю губу, а затем судорожно сжала зубы, так, что, казалось, часть из них просто должна раскрошиться.
Словно почувствовав отчаяние матери, оставил грудь и зашелся плачем Рой-Младший.
– Только не плакать, Рой, – покачала она его на руках, прижимая к груди. – Только не плакать… – обращалась одновременно и к Рою-Младшему, и к тому, ушедшему, и, конечно же, к самой себе. – Никаких слез, никакого отчаяния. И запомни: надежда рождается не в океане, она рождается у нас самих, в наших душах. И спасение тоже приходит не из океана, оно совершается нами самими.
Появилась Бастианна.
– Купель для его светлости герцога Роя де Роберваля готова, – торжественно доложила она. – Позвольте предать герцога омовению.
– Нет, Бастианна, сегодня я сама.
Корсиканка удивленно взглянула на Маргрет, но тотчас же погасила это удивление и, пожав плечами, вежливо признала:
– Это ваше право, герцогиня. И потом, время от времени младенец должен чувствовать руки матери. Они – как перст судьбы.
Бастианне становилось все хуже. Ее постоянно мучила жажда, почти каждый день были рвоты, ноги все больше распухали, а нижняя часть туловища покрывалась фурункулами. И все же однажды, в середине лета, она упросила Маргрет взять ее на рыбалку.
– Но вам трудно будет спускаться к фиорду. А еще труднее – подниматься.
– Я постараюсь, – почти взмолилась Бастианна. – С вашей помощью. Хочу побывать в «форте», нашем «форте», там, где мы провели первые ночи. Возможно, это в последний раз. Мне надоела эта хижина, ее дым и чад. Фиорд… Там так легко дышится!
– Даже на этом богопроклятом острове у нас уже появились заветные места, – грустно вздохнула Маргрет. – «Форт» – одно из них.
Уложив Роя-младшего спать и надежно обвязав люльку, чтобы он не выпал, женщины тронулись в недалекий путь.
Старые ботинки теперь уже были слишком малы для ног Бастианны. И они вместе пошили ей из козлиной кожи некое подобие сапог, пристроив снизу подошвы от тех ботинок, в которых корсиканка сошла на этот берег.
По равнине Бастианна еще кое-как передвигалась сама, однако на спуске Маргрет местами приходилось буквально тащить ее на себе.
– Знаете, если бы это было во Франции, я бы поговорила с лекарями и полечилась травами. Лет пять – не меньше – я бы еще походила в солидных, хотя и хворающих, дамах. Здесь же этих трав нет. А если какое-то зелье и существует…
– А травы, которые понаходил наш медикус?
– Вы же видите, я пытаюсь пить их, но они совершенно не помогают.
К весне опоры «форта» покосились под тяжестью снега, но Маргрет дождалась тепла, вновь врыла их в землю и восстановила покрытие. «Форт» был своеобразным мемориалом их появления на острове, и они относились к нему с ностальгическим поклонением. Вот и сейчас Бастианна перекрестилась у его входа, и, откинув полог, вошла под парусиновые своды.
– Помните, Маргрет, наши первые дни?
– Конечно, помню.
– Казалось бы, дни отчаяния. Однако теперь я почему-то вспоминаю о них с теплотой.
– И я тоже, – призналась герцогиня.
– Это были дни, когда мы были полны желания выжить, обустроить свое бытие, вырваться отсюда, – Бастианна опустилась на устланный куском кожи камень, на котором обычно сидела в те дни, которые им пришлось провести в «форте», и, запрокинув голову, мечтательно смотрела на бездонно синее, холодное небо. – Когда мы перебирались в хижину, я даже всплакнула, до того жалко было расставаться с нашим «фортом».
– Да, это место наших воспоминаний. Я и сама иногда прихожу сюда, втихомолку от вас, и порой наворачиваются слезы.
Они встретились взглядами и грустно улыбнулись: глаза у обеих были наполнены слезами.
– Извините, Маргрет, что я так быстро сдаю… Что-то со мной, с моим организмом, произошло… Держалась, держалась – и на тебе! По-моему, это случилось после смерти Роя. Я тогда ужасно испугалась за вас, за малыша. Очень переживала, появились боли в сердце. Несколько раз…впрочем, вы все это знаете.
– Не так уж часто вы жаловались на здоровье. Очевидно…
– Вы правы: старалась держаться. А если плакала да охала, то лишь в то время, когда вы были на охоте или просто уходили побродить по острову. Но признаюсь, что в тот день, когда вы заночевали у «Бригитты», чуть было не умерла, настолько плохо мне было. Знаете, что меня спасло? Совесть. Ведь не то что умереть, но и заболеть здесь, на острове, – значит, предать тех, кто остается. И прежде всего, предать вас и вашего ребенка. Этого позволить я себе не могла.
– Вы – мужественная женщина. Спасибо вам, Бастианна, – и, чтобы увести ее от воспоминаний, тут же добавила: – Посидите здесь, отдохните, а я пойду приготовлю шлюпку и сеть. У нас будет прекрасная рыбалка, вот увидите.
Солнце уже поднялось довольно высоко, и теперь, на удивление холодное и безразличное, зависло в промежутке между «сторожевыми» скалами. Пробиваясь сквозь пелену разреженного тумана, оно напоминало месяц в ветреную ночь, который периодически проявляется между тучами, никого не согревая и почти ничего не освещая.
Маргрет проверила, нет ли в шлюпке течи, вставила весла в уключины и столкнула шлюпку на мелководье. Затем принялась старательно расправлять сеть. При этом она все старалась делать, подражая Рою, перенимая его движения, его стойку, и даже произносила вслух те словечки, которые он обычно говорил ей, готовясь к рыбной ловле.
Бастианна все же нашла в себе мужество и вышла из «форта». Маргрет поставила ее у валуна и вручила длинный шест с навернутым на него концом сети. В ее обязанности входило изо всех сил удерживать сеть. Сама Маргрет села на весла и, поддерживая шест так, чтобы один конец его упирался в дно шлюпки, второй – в плечо, повела сеть сначала к тому, западному, берегу фиорда, а затем – к восточному, описывая таким образом полукруг. Этот способ изобрел Рой, и Маргрет решила придерживаться его, поскольку он всегда приводил к удаче. Так произошло и на сей раз, вот только… самого Роя не было!