Остров обреченных
Шрифт:
Д’Альби наигранно рассмеялся:
– Весьма польщен. Можете считать меня своим учеником. Буду помогать в роли санитара.
– Признаюсь, что у меня нет медицинского образования.
– Как?! – был поражен его признанием Рой. – Как же вы тогда?
– Ни один из медицинских факультетов Европы я не оканчивал.
– Теперь понятно. Единственное, чего я не могу понять – как вы оказались в роли лекаря.
– Долгое время я был санитаром в военном госпитале. Потом помощником врача.
– Д’Альби?
– Откуда вы знаете?
– Вы же сами назвали его имя.
– Ах, да… Все так и было. Я учился у капитана Жоржа д’Альби, прекраснейшего из хирургов. Жаль только, что длилось это недолго. Затем стал самостоятельно практиковать. По армейским понятиям, я в общем-то неплохой полевой доктор.
– По армейским… – согласился Рой, но, спохватившись, добавил. – Так оно, очевидно, и есть на самом деле.
– Но я привык правдиво оценивать свои возможности. А вот вы… на мой взгляд, вы не тот, за кого выдаете себя.
– Заявление столь же смелое, сколь и безответственное, – сурово заметил д’Альби. – Обычно подобные выпады завершаются дуэлью.
– Дуэлью? Из этого следует, что вы еще и дворянин? Нет-нет, мне не раз приходилось встречать дворян и в образе простых матросов, и в образе рядовых солдат.
– Мне не понятен смысл затеянного вами разговора.
– А вот из этого следует, что, очевидно, я неверно повел его, задал не тот тон. Не подумайте, что пытаюсь изобличить вас, а тем более – в чем-то обвинять. Всего лишь хочу понять, кто вы: талантливый врач-самоучка, имя которого еще никому не известно, или же, наоборот, известный молодой врач, который по каким-то соображениям не желает разглашать своего имени.
– Хорошо, я откроюсь вам, но под слово чести дворянина, что разговор этот останется между нами.
– Слово чести дворянина, мсье.
– Я был студентом, учился в университете. Готовился стать медиком. Но были причины, по которым мне пришлось оставить университет, оставить Париж и наняться на корабль, уходящий в Новый Свет. Нет, я не совершал ничего предосудительного, достойного внимания судьи, а тем более – палача. Не хватало денег на учебу. Несчастная любовь. Ссора с родителями. Стычка, чуть было не закончившаяся дуэлью с другом… Словом, как-то оно все собралось в один смертоносный пучок… И тогда я решил, что пора или уходить из этого мира, или же основательно что-то изменить в своей жизни. Пока что, как видите, остановился на втором.
Слушая его, Ожерон задумчиво кивал головой, и Рой чувствовал, что постепенно доктор проникается к нему уважением и доверием. В рассказе его не было ничего такого, что могло бы показаться эскулапу подозрительным.
– Почему же вы скрываете тот факт, что обучались медицине?
– Во-первых, практиковать в качестве медика я не имею права. Да и путаться у вас под ногами тоже не хочется. И потом, я ведь нанимался в качестве палубного матроса, а не в качестве лекаря, а значит, обязан придерживаться условий найма.
– Очень похожая история, – грустно улыбнулся Ожерон.
– Похожая на… чью? – насторожился Рой, опасаясь, как бы доктор не вздумал уличать его во лжи.
– На мою собственную. Но давнюю. Хотя… почему давнюю? Однако, с вашего позволения, не стану посвящать в нее. Скажу только, что, очевидно, здесь найдется немало людей, которые вошли в команду эскадры, надеясь как-то изменить свою жизнь: разбогатеть, убежать от жены, добиться чего-то такого, о чем там, во Франции, страшно даже мечтать…
Попутный ветер усиливался, и «Нормандец», шедший сейчас под всеми парусами, постепенно догонял эскадру, флагман которой явно сбавил скорость. Чтобы как-то укрепить дух Питера Галла и продемонстрировать ему поддержку, капитан «Ажена» подождал его корабль и теперь шел как бы в роли посредника между эскадрой и своевольным, но мужественным «Нормандцем».
Тем временем на корабле все с большой опаской поговаривали о том, что как только «Нормандец» окончательно присоединится к эскадре или эскадра пристанет к какому-то острову, де Роберваль, дабы показать свою власть и свой нрав, обязательно потребует капитана Галла к себе и за явное неподчинение может устранить его от командования. Боцман даже намекал на то, что надо будет собрать человек десять добровольцев, которые бы отправились вместе с капитаном. И что это должны быть отчаянные ребята, готовые, в случае необходимости, постоять за капитана.
Эта настороженность боцмана, шкипера и некоторых других офицеров команды откровенно удивляла шевалье. Он не понимал, почему к визиту на «Короля Франциска» они готовятся так, слово речь идет о рейде на корабль врага. Тем более, что капитан Галл уже был на флагманском корабле. Но адмирал не арестовал его, а всего лишь пригрозил отдельно поговорить с ним. Тем не менее твердо решил для себя, что обязательно попробует попасть в число этих отчаянных. Для него это была единственная возможность ступить на корабль де Роберваля и хотя бы мельком, издали увидеть Маргрет. В крайнем случае, как-то дать о себе знать, уведомить, что он на «Нормандце».
Опасения оказались ненапрасными. Как только «Нормандец» вновь присоединился к эскадре, адмирал потребовал, чтобы ее капитан Питер Галл прибыл на флагманский корабль. Однако от предложения боцмана – создать отряд личной охраны – Галл отказался. Все равно эти десять человек защитить его не смогли бы. Появление же на судне адмирала лишних людей, которых де Роберваль не приглашал, способно не просто вызвать у него раздражение, но и послужить основанием для обвинения в бунте. А на флоте это всегда каралось немедленно, волей капитана и самым жесточайшем образом.
– Когда Галл прибыл на флагман вместе с остальными капитанами, – объяснил Рою доктор Ожерон, – все поздравляли его как героя сражения, поэтому адмирал не решился изливать на него свое зло! К тому же хотел получше разобраться, как все происходило на самом деле. И вот, очевидно, разобрался.
Да, от «личной охраны» капитан отказался. Тем не менее Рою повезло. Уже хотя бы в том, что одним из гребцов капитанской шлюпки вновь был назначен Виктор. Узнав об этом, д’Альби успел перехватить его у трапа: