Остров Понкайо. Наши сердца
Шрифт:
Компас указывал на запад. Лола начала выдыхаться, бесконечные подъемы и спуски по оврагам утомили ее, но девушка стоически молчала, не желая показаться рохлей. Однако ее тяжелое дыхание не осталось незамеченным: не прошло и десяти минут, как Максим сбавил шаг и поравнялся с девушкой.
– Устала?
– Нет, нисколечко, – пропыхтела Лола.
Максим ничего не ответил, но едва они вышли из леса на вересковую пустошь, объявил привал. Они сидели на берегу широкой реки, петляющей между пологими сопками, и вдыхали медовый аромат отцветающего вереска. Далекие холмы выступали друг из-за друга, бросая на зеленые склоны сизо-синие тени, в которых можно было различить группы деревьев
Максим сложил ладони рупором, надул грудь и крикнул:
– Э-ге-гей! Есть здесь кто-нибу-у-удь?
Сильный голос прокатился по верещатникам, отразился от гор и эхом вернулся к хозяину. Сверху в ответ прозвучал мелодичный клекот. Лола и Максим как по команде подняли головы. Раскинув свои широкие крылья, между облаками гордо парил благородный хищник.
– Небесный страж… – поприветствовала Лола. – Вот кто мог бы подсказать, как часто сюда приезжают люди. Он-то уж точно видел тех, кто был здесь перед нами. Жаль, мы не понимаем языка животных.
Максим, приставив ладонь к глазам, неотрывно следил за плавным полетом птицы.
– Кто это? – спросила Лола. – Ястреб?
– Канюк. Сарыч.
– Звучит как одно из ваших страйкбольных прозвищ.
– У нас есть приятель с таким прозвищем. Димка. Димка Сарыч.
– А как ты с такого расстояния определил, что это канюк?
– Узнал клич.
– Так не бывает. Ты меня обманываешь.
– Только избранные понимают язык животных.
– Избранные и Маугли, – не удержалась Лола.
Максим засмеялся. Лола обожала его смешить. В такие минуты девушка наблюдала за ним с удовольствием: глаза Максима светились задором, лицо менялось до неузнаваемости, он молодел и, точно по волшебству, превращался в ее ровесника. Внутри него как будто жил совсем другой человек. Раньше он выглядывал из своего убежища только в определенные моменты, но после того как «Милану» понесло в дрейф, мальчишечья половина Максима встала у руля и всеми силами старалась поддерживать ее и Руслана. Но это вовсе не значит, что другая половина Максима – серьезная, настороженная, недоверчивая по отношению к окружающим, – которую девушка узнала первой, стала для нее менее дорогой и ценимой.
Реку перешли в месте переката. Теперь они двигались на юг. Известняковый массив подался им навстречу и встал на дыбы под углом почти сорок пять градусов. Они остановились, оценивающе глядя на неприветливые склоны, засыпанные мелким осыпающимся щебнем.
– Здесь и шею свернуть недолго, – заметил Максим.
– Вряд ли островитяне поднимались в поселение этим путем. – Лола поправила лямку рюкзака и отерла влажную шею. – Где-то должна быть нормальная дорога.
– Согласен.
Они обошли гору вдоль подошвы, потратив на это почти целый час, и на противоположной стороне обнаружили античную лестницу с широкими ступенями, выложенную сухой кладкой из кремово-белого известняка горного массива. Каждая ступень была сделана из пяти-шести прямоугольных камней, аккуратно обтесанных и вплотную подогнанных друг к другу. По бокам лестницу окантовывали камни поменьше, необтесанные, неправильной формы. Некоторые камни в ступенях со временем сточились по краям, другие истерлись и немного осыпались, но даже спустя столетия кладка выглядела крепкой и надежной. Глядя на нее, не возникало сомнений, что она продержится еще несколько веков.
Местность казалась иссушенной до последней капли воды. Не верилось, что внизу осталась река, ледяной ручей и сырой лавровый лес. Первые двести метров горные склоны белели голыми камнями, среди которых торчали засухоустойчивые карликовые пальмы и хвойные кустарники с тонкими ветками-крючьями. Но по мере того как Лола и Максим взбирались выше, картина становилась все более живописной. Вокруг было много можжевельников, усыпанных недозрелыми сизо-зелеными шишкоягодами, а ближе к вершине горного массива разрослись кипарисы. Серо-коричневая бороздчатая кора выдавала древний возраст дерева. Они вгрызались в каменные россыпи своими крепкими упругими корнями, а их голубовато-зеленая хвоя была такая обильная и плотная, что оставалось только удивляться, откуда они черпают жизнь для ее роста и плодоношения.
По нагретым валунам шныряли коричнево-зеленые ящерицы. Со склонов горного массива открывался восхитительный вид на раскинувшиеся у его подножия верещатники и призрачные холмы, среди которых тянулась зеркальная река и ярко выделялись небольшие озера. Лола и Максим сходили с лестницы и отдыхали в прохладной тени кипарисов. Разговаривали мало: жарко. Чай пили понемногу, чтобы не отяжелять организм и не сбивать дыхание, долго не рассиживались, но привалы делали часто. И с каждым следующим привалом их все больше клонило в сон.
На подходе к вершине кипарисы сменились рядами белоствольных дубов и могучих платанов. Местность более-менее выровнялась, ступени вытянулись широкими плитами, и подниматься стало легче. Сухой воздух смягчился, на лестнице появились затененные участки, где кроны деревьев почти смыкались над головой. Кора платанов была испещрена бороздами и покрыта наростами, на некоторых деревьях треснула у основания и теперь зияла широкими черными дуплами. Лола подобрала с земли пушистое соплодие платана, похожее на круглый помпон, однако не успела девушка переложить его в другую руку, как оно рассыпалось на семена. Подхваченные ветром, они тут же разлетелись по склонам горного массива.
На дубах зеленели неспелые желуди в бесцветных шляпках, под ногами похрустывали иссохшие плюски, но прошлогодних зрелых желудей среди них не было. Между белыми камнями росли стройные кусты мирта и цвел розовый тимьян. Стояла удивительная тишина, только доносился откуда-то звонкий плеск воды…
Отыскать источник не составило труда. Прозрачный ручей разливался по мшистым камням в тени раскидистого пальмового кустарника, сворачивал к обрыву справа от лестницы и там, весело спрыгнув с плоского валуна, бесследно исчезал в зарослях мирта. Чуть выше Максим и Лола обнаружили бьющий из-под земли ключ в ровной кладке из тесаных камней, выложенных вкруговую, как ступени винтовой лестницы. Кладка должна была удерживать родник внутри колодца, но два камня в нижнем ряду просели и треснули, узник выскользнул из многовекового заточения и устремился на волю.
Максим стянул бандану и сунул голову под родник, но тут же с фырканьем отскочил: вода была ледяная. Лола щедро ополоснула лицо, шею и руки до самых локтей и мокрыми ладонями провела по голым ногам, стирая липкий налет из пота и известняковой пыли. Это помогло освежиться, избавиться от сонливости после долгого и тяжелого подъема по лестнице. Здесь жара не так сильно донимала, как внизу. Лола вылила остатки ежевичного чая из походных фляг, прополоскала их и наполнила холодной родниковой водой.