Остров последнего злодея
Шрифт:
Руками я отбивался от попыток превратить мою физиономию в хаотичные лохмотья, головой думал о том, что человеческая душа похожа на гармошку. Давишь на клавишу – она и пищит.
Октябрине, без сомнения, было стыдно. За то, что она поддалась всеобщей тростниковозаготовительной гонке, за свою жадность, за алчное вожделение Лунной Карты, за стремление быть первой.
За то, что не она, а Ахлюстин, боксер-недотепа, повел себя благородно и отказался от участия в крысиных бегах.
А еще я запустил отличную байку про то, что она в меня влюблена. Ведь наверняка наивный Ахлюстин после
И она решила мне отомстить. Разумеется, вступить со мной в открытый бой она не могла – это значило бы унизиться еще больше. И поэтому предпочла действовать тайно, как кривоногий ниндзя, как тать в ночи, волоокий ассасин, киллер синезубый. И у нее уже получалось – я чувствовал, как ногти Октябрины распахивают мое лицо и уже даже руки. Наверняка у нее под ногтями прячутся миллиарды микробов, теперь эти миллиарды перенесены на меня, теперь я весь распалюсь… То есть воспалюсь.
Бездны психологии продолжали разверзаться перед моим удивленным взором, меня царапали, лупили и пинали. Однако постепенно Октябрина, переодетая обезьяной, выдохлась и решила пустить в ход зубы и немножко отгрызть мне правое ухо. Лишаться столь полезного органа в мои планы не входило, и я Октябрину стукнул. Так, кулаком. Получилось немножко в лицо, она заверещала и все-таки меня укусила.
В плечо.
Пришлось стукнуть еще разок.
Стало совсем темно, и мы боролись почти на ощупь, это было как-то странно…
Зачем она переоделась все-таки? Я ее легко опознал, зачем городок городить? Непонятно…
Октябрина между тем не унималась, теперь она и кусалась и царапалась одновременно, я подумывал нанести моей подруге парочку настоящих, по-настоящему сокрушительных ударов, однако моя доброта все-таки взяла верх. Я решил просто убежать, но Октябрина отпускать меня не собиралась, вцепилась, как пиявка, как подкожный сомик из Амазонии. Чтобы хоть как-то привести ее в чувство, я тоже ее укусил. В локоть. В болевую точку, многие авторитеты рекомендуют кусать зарвавшихся обезьян.
Октябрина проверещала, я вывернулся из ее могучих объятий и рванул по тропинке вдоль берега.
Она меня догнала. Я был поражен, но она меня догнала! Быстро так догнала, прыгнула на шею, потянула в сторону, повалила. Я вскочил, но она вцепилась мне в волосы и дергала, не хотела меня отпускать, в ней внезапно словно открылось второе дыхание. Тогда я поступил хитро: взял и приложил Октябрину спиной к пальме – так мощно, что ее позвоночник даже изрядно хрустнул.
Но все равно не отпустила, висела на мне, как безумная белка.
То ли боевая ярость, то ли прищемил я ее чересчур, но Октябрина раскочегарилась. Принялась бодаться. Вообще я всегда думал, что череп у женщины несколько тоньше, чем у мужчины. Так, сантиметра на полтора. Но Октябрина, видимо, витаминов много принимала. И через некоторое время я почувствовал, что она меня забадывает. К тому же била она в затылок, что было эффективно.
Наверное, от этих ударов я вдруг понял, зачем она переоделась. Она не для меня переоделась в обезьяну, она для себя в нее переоделась.
У меня есть младший брат, ну тот самый, выстреленный из рогатки, у него в детстве завелся воображаемый друг по имени Трэкс. Так вот, этот Трэкс появлялся только когда мой брат наряжался динозавром. Скорее всего, у Октябрины тоже есть воображаемая подружка, и, чтобы вызвать ее, Октябрина переодевается в обезьянью шкуру. Возможно, и сейчас такое случилось – Октябрина решила посоветоваться со своей квазиподружкой, переоделась в обезьянью шкуру, а подружка эта, допустим, Груня, ей сказала – давай, иди, прикончи его. И вот теперь я бьюсь с этой сумасшедшей.
Бред…
Октябрина еще раз боднула меня в затылок, я не выдержал и боднул ее в ответ. Но несколько неровно получилось, в глазах поплыло, под коленками стало жидко, и меня повело.
К сожалению, в сторону моря. Октябрина вцепилась в меня с такой силой, что я начал подозревать, что она хочет нашей взаимной смерти, примерно как профессор Мориарти хотел утащить Шерлока Холмса в пучину Рейхенбахского водопада, так и Октя желает столкнуть меня в ревущую бездну, пусть меня там потом лангусты всякие раздирают, жир нагуливают.
Я съехал с тропы, запнулся за камень, Октябрина усугубила процесс, и мы вместе полетели по склону.
Так, кувырком.
Мы катились и катились, я пытался зацепиться хоть за что-то, не получалось, в руках только камни оставались. Постепенно склон становился все круче, и я начинал подозревать, что дело кончится не совсем радужно.
Потом я стукнулся затылком о камень, а очнулся уже в море. Соленая вода попала в нос, и я чихал, пытаясь высморкать ее обратно. И лицо – оно просто горело – соль попала в царапины. Больно, но полезно, микробы погибнут. Я полежал в воде еще немного, потом сел.
Октябрины вокруг не наблюдалось, я поискал ее, но ничего не увидел. Впрочем, вокруг была отмель, никаких бездн, вряд ли Октябрина утонула. Наверное, уперлась уже. Устыдилась своей выходки. Лежит в лачуге, переодетая обезьяной, рыдает.
Хорошо.
Ахлюстин мне не простит.
Глава 8
Бунт
Ахлюстина не было. На остальных участках все развивалось как надо.
Потягин орал и размахивал хлыстом. Плетки не было, то ли сломалась, то ли сделалась уже неэффективной, теперь вместо нее выступал хлыст. Или даже кнут, какая-то помесь из этих инструментов побуждения. И работал ею Потягин уже профессионально, мне показалось, что я даже услышу щелчки. Быстро ребята учатся, постигают азы рабовладельческого искусства. И Потягин – просто сеньор Эскудо Педрейро, тростниковый барон и ценитель цыганской музыки.
Я переключился на Урбанайтеса.
Урбанайтес как всегда внес в работу усовершенствования. Вместо плетки он теперь использовал длинное копье с острым блестящим наконечником, раньше, в дикие времена, с помощью таких штук подгоняли толстокожих слонов, кажется, она называлась стимул.
Вот этим стимулом Урбанайтес и стимулировал своих ботов, тыкал ленивых гадов в шею. Вид у него был вполне колонизаторский.
Октябрины не видно, наверное, в избушке отлеживается. Я перевел длинное стекло на Ахлюстина.