Остров последнего злодея
Шрифт:
Главное, чтобы эта бешеная красавица не кинулась кусаться. Шрамы одно, укусы – совсем другое. Хотя можно будет врать, что это меня волки так.
– Хватит, – Урбанайтес перехватил плетку. – Уже тридцать ударов, с него хватит…
– Нет, не хватит! – влез Потягин.
Потягин работал ощутимее. В смысле того, что больнее. Хорошо хоть плетку я взял специальную, реконструкторскую – она лупит в треть силы, кожу только рассекает, в мясо не углубляется. Но все равно приятного мало. К тому же Потягин что-то разошелся, во вкус вошел. Так что под конец мне стало действительно
– Остановитесь! Остановитесь немедленно!
Потягин прекратил меня лупить. Октябрина охнула. Ахлюстин проснулся. Все, все сработало идеально. Как я и рассчитал.
Я гений.
Это оказалось даже интересней реконструкции. В реконструкции все определено заранее, каждый знает свое место и свой маневр, нет творчества. А здесь…
Нет, я все-таки велик! Взял четверых самых обычных ребят и за несколько дней превратил их в настоящих зверей! Колоссально! Мой эксперимент войдет в учебники! Надо только придумать этому название. Манипуляция… Экстремальная манипуляция! Вот как я назову свое искусство!
– Отпустите его немедленно! – Ахлюстин с трудом поднялся на ноги. – Дураки! Просто дураки… Вы что, так ничего и не поняли?
– Ярослав! – Октябрина подскочила к Ахлюстину. – Ярослав! Он хотел… тебя избить! Он нас хотел заставить!
– Точно! – с другой стороны подлетел Потягин. – Он хотел плеткой! А мы его сами! Представь! Мы сами! Его! Он попался!
Урбанайтес смотрел на это растерянно, не знал, бедняга, как реагировать.
– Да это вы попались! – Ахлюстин указал на меня. – Вы! Он вас как кроликов! Нас как кроликов! Всех!
Ахлюстин воздел руки к небу. Искренне, но как-то уж очень театрально.
И тут я позволил себе рассмеяться. Я хохотал, как сорок восемь гамадрилов, даже сквозь боль, сквозь ломоту в вывернутых руках.
– «Чугунная Дубрава»! – смеялся я. – Теперь решено! Вы будете так называться! Или все-таки «Дубрава-Д»?! «Д» – такая многозначительная буква, не правда ли, Октябрина?
Октябрина позеленела.
– Я его убью, – пообещала она. – Прямо сейчас. Убью его…
– Убей себя, – посоветовал я. – И даже больше, как говорили наши далекие предки – убей себя об стену!
Даже добавил для закрепления эффекта:
– Дура конопатая.
Снова засмеялся. А они на меня глазели. А потом Ахлюстин повторил:
– Он выиграл.
Глава 10
Четыре шага
– Я выиграл, – сказал я.
Я стоял на пляже. Ахлюстин отвязал меня от столба, и я, покачиваясь, побрел к морю. На пляж. Они шагали за мной. Молча.
На берегу я остановился и повернулся к ним.
Море волновалось, надвигался шторм, ветер дул с воды, даже не ветер, можно сказать, легкий ураган, он бросал в лицо острые песчинки. Наверное, я был похож на Пушкина, того, что на картине Айвазовского, но рисовал его не сам Айвазовский, а кто, я уже забыл. Пушкин там так еще смотрит в даль. Правда, он там не на пляже, а на валунах, но пляж тоже пойдет. И погода как раз подходящая.
Как раз для последней точки.
– Вы потерпели фиаско, – сказал я. – Полное и безоговорочное. А я выиграл. Ярослав прав.
Молчали.
– Я выиграл, – повторил я, – вы безобразны.
– Но… – Потягин не мог смириться просто так, Потягин должен был возражать.
Я остановил его взмахом руки.
– Ты, Виталий Потягин, пытался отравить меня квасом – это низость. Я полагал, ты устроишь что-то более благородное, как-никак председатель дискуссионного клуба «Дубрава»! Это низко и позорно. Я бы на твоем месте устроился в цирк!
Потягин потупился. Наверное, ему на самом деле было стыдно.
– Да, предводитель «дубравцев» показал себя с наилучшей стороны. Он – просто воплощение добра, я бы сказал даже по-другому – он Воин Добра! Впрочем, остальные тоже отличились. Взять, к примеру, Октябрину… Или нет, зачем ее брать, с ней и так все ясно. Взять Ярослава…
– Ярика не трогай! – прошипел Потягин. – Он один…
Я икнул. Специально и громко, эти вздрогнули.
– Тут ты, Потягин, пожалуй, прав, – сказал я. – Тут ты в десятку. Хлюст меня удивил. Не поддался. Уважаю его. Впрочем, исключения лишь подтверждают правила. В целом же мой эксперимент вполне удался. Даже больше чем удался – я предполагал, что мне понадобится около месяца, а вам хватило всего недели. За неделю с вас слетела вся шелуха, и вы предстали в своем истинном свете!
Потягин сжал кулаки.
– О, ты опять хочешь меня поколотить! – восхитился я. – На ботах натренировался? А где твоя плетка?
Потягин стух.
– Бунт подавлен?
Они промолчали.
– Эх вы, садисты, – укоризненно сказал я. – Настоящие живодеры. Гестаповская гвардия. Изуверы! Инквизиторы-самоучки!
– Может быть, – с горечью сказала Октябрина. – Я думаю, что ты прав. К сожалению… К сожалению, у всех нас оказались недостатки, мы оказались слабыми, и ты этим ловко воспользовался… Ты нас провел…
– И мы показали себя не с лучшей стороны, – почти что всхлипнул Потягин.
– Это уж точно, – улыбнулся я, – особенно ты, сеньор Потягин. Знаешь, раньше таких, как ты, называли потогонами. Потому что вы выжимали из несчастных ботов все соки! Вас всех бы так называли! И при первой же возможности вешали на пальмах! Вы – самые натуральные мелкие негодяи!
– Это так, – снова согласилась Октябрина. – Мы – мелкие негодяи. Зато ты – крупный негодяй! И то, что мы проиграли, совсем не означает, что ты победил!
Я расхохотался.
– Так и знал, что дело закончится дешевыми парадоксами, – сказал я. – Я победил безоговорочно, но никто из вас не хочет признать этот факт. Понимаю. Однако это все, дорогая Октябрина, философия. Причем самого пошлого, кухонного розлива. Цель нашего опыта – доказать, что темная сторона есть в каждом. И мы это с успехом проделали! У вас был выбор. Вы могли поступить, как Ахлюстин. Я не заставлял вас лупить ботов плетками!
– Но ты же сам сказал! – перебила Октябрина. – Ты же сам сказал, что ничего страшного в том, что мы будем стимулировать…