Остров Сердце
Шрифт:
– Там! В магазине, на углу… Он стрелял в нас…
– Кто?
– Милиционер!… Офицер!… Мне в голову… Я кассир…
Тут женщина, похоже, потеряла сознание, а группа омоновцев ринулась в сторону магазина, на который она указала. Вскоре они вытащили из стеклянных дверей человека в форме майора милиции, правда, вместо брюк на нем были тренировочные штаны. Майор дико вращал глазами и пытался вырваться, причем удары дюжих омоновцев, казалось, не оказывали на него никакого воздействия.
– Я майор Евсяков! – орал задержанный, отхаркивая кровь и отчаянно сопротивляясь. – Я вступил в бой с террористами!
Поведение задержанного явно свидетельствовало, что он не в себе и находится под воздействием алкоголя или наркотиков. В это время раненая женщина очнулась, повела мутным взглядом и, заметив майора, закричала:
– Он!!! Это он стрелял!!! Держите его!!!
Она попыталась подняться и как будто непроизвольно схватилась за ствол автомата ближайшего омоновца, который удерживал руку Евсякова. Омоновец на секунду растерялся, а майор с яростью безумца вырвался на свободу. Он бросился бежать к трибуне, а толпа в панике расступалась пред ним и тут же смыкалась, мешая милиции его догнать.
Вдруг раздался выстрел. Потом еще один. Кто стрелял – понять в суматохе было невозможно, но этих двух негромких хлопков хватило, чтобы толпа колыхнулась и пошла на милицию.
Кто-то надсадно закричал. Трибуна вмиг опустела, и только побелевший лицом депутат продолжал одиноко стоять, с удивлением поглядывая на ладонь, на которой угадывались кровавые разводы. Шальная пуля вскользь зацепила его, и теперь Краснов медленно терял сознание – не столько от боли, сколько от сильного нервного потрясения и ужаса, вызванного видом собственной крови.
Между тем задние ряды напирали, а первые уже вмялись в омоновские цепи, запутавшись в них. Замелькали дубинки, грозно загремели щиты, которыми бойцы не только прикрывались, но и умело били нападавших.
Омоновцы первый натиск выдержали, свалив на землю с десяток наступавших. Волоча по земле, их утаскивали куда-то за спины бойцов, а там, добавив каждому для верности ногой в какую-нибудь уязвимую точку – кому в печень, кому в пах, а женщинам по почкам – заталкивали в автобус с затемненными окнами.
Казалось, понеся потери и убедившись, что милиция не шутит, митингующие сейчас прекратят атаку и отступят, удовлетворившись первой кровью и упоением скоротечной схватки. Но толпа всегда действует по своим, только ей ведомым законам. Задние ряды еще раз напряглись, еще раз мощно качнулись вперед, закидывая милицию через головы своих товарищей невесть откуда взявшимися булыжниками, и милицейский строй в месте наивысшего натиска лопнул.
В образовавшуюся брешь хлынуло человеческое месиво. Многие наступающие упали под напором своих же соратников, а тех, в свою очередь, толкала вперед мощная сила, сопротивляться которой не было никакой возможности, и они шагали по спинам своих же товарищей, растаптывая не успевших подняться.
В этой неразберихе майор Евсяков, со свойственной всем безумцам нечеловеческой силой, сумел прорваться к грузовику, перекрывавшему выезд на Бульварное кольцо. Он вышвырнул из кабины молоденького курсанта, похоже, срочника-первогодка, который по неопытности не заблокировал дверь. Потом запрыгнул на его место и с первой попытки завел автомобиль.
Машина несколько раз дернулась, сначала вперед, потом назад, как бы пробуя свои возможности, а затем, повинуясь потерявшему рассудок водителю, взревела двигателем и рванула влево, прямо на людей.
Навстречу автомобилю ударила автоматная очередь. Затем вторая. Обе они пришлись по кабине, по водительскому месту и поразили цель. Камеры наружного наблюдения зафиксировали, что майор был убит сразу, но его нога продолжала давить педаль газа и машина шла еще метров двадцать, сметая все на своем пути, пока не уперлась в ограждение подземного перехода…
"Придется потревожить твою совесть…"
Глухов понимал, что его война проиграна. И эта, конкретная, на острове Сердце, да и вся та, что он вел по жизни. Загнать назад такое количество людей, разбежавшихся по всей деревне, было почти невозможно: для этого пришлось бы задействовать практически всех бойцов, а значит, оголить огневые точки и охрану берега, что создало бы отличные условия для штурма острова. Стрелять во всех, кто шевелится, было еще глупее.
В распоряжении бандитов оставались только дети и работники интерната, в основном женщины, запертые в графской усадьбе. Считать заложниками мужиков, засевших на маяке, было бы явным лицемерием. Эти будут драться до последнего патрона, а если что – взорвут себя и тех идиотов, которые пойдут на штурм. Идиотов, однако, не было…
Плохо то, что провалилась и операция в целом. Глухов уже знал, что молниеносная война на Кавказе завершилась разгромом грузинских войск. Попытка захватить Астрахань пресечена. Из Москвы шла противоречивая информация: беспорядки, организованные оппозицией, продолжаются, но власть, похоже, сохраняет контроль над ситуацией и в ближайшие часы подавит последние очаги сопротивления на улицах.
Значит, надо срочно уходить. Бойцы были на грани бунта из-за бессмысленных потерь и очевидной тупиковости происходящего. Самые горячие требовали начать публично расстреливать заложников, чтобы побудить Москву к реальным переговорам. Но даже более умеренные могли вот-вот выйти из-под контроля, не понимая, как дальше будут развиваться события и как они покинут этот проклятый остров.
О судьбе соратников Глухов думал скорее по привычке. Ему, как командиру, пристало заботиться о подчиненных, и он сделает все, чтобы они ушли с острова живыми – по крайней мере, те, кому повезет. Но если выйдет по-другому, что ж… Они сами выбрали свою долю, причем за деньги! Кроме Расула и Хасана, да еще десятка боевиков, составлявших его "личную гвардию", остальные были ему незнакомы, либо знакомы шапочно – так что боевыми товарищами, которых прикрывают в бою грудью, не считались.
А штурм приближался и мог начаться в любую минуту Своим звериным чутьем, спасавшим его в сотнях боевых операций, Глухов явственно ощущал это. Cцену побега людей из клуба наблюдали с "большой земли", как в кинотеатре. И хотя Глухов представил это как жест милосердия, по сути это ничего не меняло. Хорошо еще, там не знают, что взрывчатку, заложенную вокруг маяка, боевики уже не контролируют… А может, и догадываются, черт бы их побрал!…
Усталость накатывала с такой силой, что впервые в жизни Глухов не чувствовал даже остатков азарта настоящего воина, который в любой, даже самой критической ситуации ищет путь к победе.