Остров Серых Волков
Шрифт:
— 1912, — отвечает он. — Группа, осуществлявшая подземные работы, думала, что достигла дна на глубине 120 футов. Но яма была заминирована, и пол провалился. Яма была затоплена, а работник, Клэренс Голдхаммер, утонул.
Анна кивает.
— Второе: самоубийство от отчаяния.
— 1974. Майкл Харвелл вложил почти миллион долларов в раскопки. Спустя 10 лет так ничего и не обнаружили, и Харвелл обанкротился. Последнюю ночь он провёл на острове, где выпил пузырёк таблеток с бутылкой водки.
— Но всё было не совсем
— Что насчёт твоего отца? — спрашивает Чарли. Эллиот вздрагивает, его лицо приобретает жёсткое выражение. У меня была та же мысль, однако я не осмелилась спросить. Хотя, может, одержимость сокровищем Острова Серых Волков настолько у Торнов в крови, что Патрик Торн не смог этого выдержать, почувствовав всю безнадёжность дела, и предпочёл застрелиться.
Ледяной голос Эллиота, казалось, мог заморозить рек.
— Нет. Это был не мой отец.
— Эллиот прав, — Гейб говорит Чарли, долго глядя на него выразительным взглядом. — Торн бросил поиски сокровища задолго до того, как умер. Харвелл — наш самоубийца.
Чарли кивает. Эллиот пытается смягчить взгляд.
Анна треплет свои волосы.
— Итак, у нас есть самоубийца. Можно мне продолжить?
— Убийство, — говорю я.
Кажется, это выводит Эллиота из его гневного транса.
— Руби и Гейб дело говорят. Даже если убийство произошло не на острове, скорее всего это был турист. Или же это было так давно, что смерть не была зарегистрирована.
— Но видите, как и со всем остальным, в легенде говорится о большем, — произносит Анна. — Любовь. Последняя смерть — убийство из-за любви.
Я замираю. Ожидаю, что сердце начнёт бешено стучать, но оно покрывается кристаллами льда и едва бьётся. Перестаю дышать, но выдыхаю. Ожидаю увидеть клубы пара от дыхания в воздухе. Одно дело — интересоваться правдой. Другое дело — полностью знать всё.
Но я всегда знала, верно? Знала, что острову нужны три смерти. Знала, что он принял свои жертвы. Я — не мальчики и Анна. Я бы не отправилась на Остров Серых Волков, не зная, что здесь есть сокровище.
— Может, это был сталкер, — говорит Чарли. — Типа, я так сильно люблю тебя, что схожу с ума и убью тебя, чтобы ты никому не досталась.
Я обманщица, поэтому говорю:
— Думаю, что читала что-то похожее. В газетах.
Я лгу, потому что должна. Потому что не могу сказать им. Я не могу сказать никому.
ГЛАВА 18: РУБИ
ИДИТЕ ВНИЗ, ЧТОБЫ ПОДНЯТЬСЯ,
Не обращайте внимания на мертвеца.
Если вы на верном пути,
Увидите серых волков впереди.
Когда всё это закончится, и я буду на материке
Уже при смерти, Сейди приоткрыла завесу тайны, которую годами пыталась решить. И теперь я здесь, ступаю по опавшим листьям и искривлённым корням, пока она лежит под плакучей ивой и шестью футами грязи. Мысль об этом — почти единственное, что занимает меня сейчас.
Вина шепчет в ветре, что качает деревья. Её резкий голос толкает меня дальше в лес. Дальше, дальше, пока шёпот не переходит в пение.
Руби Кейн с чёрной от греха душой
Имела сестру, помогла уйти на покой.
В руке зажав нож острый-преострый,
Руби Кейн пронзила сестру наотмашь.
— Не так всё было, — говорю я, хотя не уверена, что разница имеет значение.
— Я немного странная, — произносит Анна, вырывая меня из моих мыслей. — Ты должна была заметить. Но я прирождённый слушатель. Если хочешь поговорить об этом — о том, что заставляет тебя бродить в одиночестве — обращайся.
Моргаю, смахивая песчинки. Только я и Анна, и раскачивающиеся сосны. Оглядываюсь вокруг.
— Не знаю, как очутилась здесь.
— Твоя проблема не в том, что ты не знаешь, где ты. Твоя проблема в том, что ты не знаешь, как добраться туда, где тебе нужно быть, — в такие моменты, как сейчас, мне начинает казаться, что у неё нет возраста — или же в ней умещаются все возрасты сразу. — К счастью для тебя, я никогда не теряюсь. Теперь говори.
Девушка движется короткими шагами, но быстро. Спешу, пытаясь догнать её. Теперь, когда она не пронзает меня взглядом, озвучивать мысли становится проще.
— Могут ли люди, которые сделали ужасные вещи, когда-нибудь искупить свою вину?
— Ты имеешь в виду одного человека, постоянно делающего что-то плохое, или многих людей, сделавших только одно плохое?
— Одного человека, который сделал одну плохую вещь.
Анна резко останавливается. Почти врезаюсь в неё, но затормаживаю, пока мы обе не свалились комом рюкзаков и конечностей.
— Ты можешь искупить свою вину.
— Я говорила не о…
Она обрывает меня покачиванием головы.
— Я не знаю, что ты сделала, Руби, но верю, что ты не безнадёжна.
Я киваю. Смахиваю слезу. Не говоря ни слова, она перелезает через бревно и проталкивается через деревья. Показываются мальчишки, воюющие с желудями. Впервые за год, я понимаю, почему Сейди хотела большего для меня. Возможно, она была абсолютно права.
Кожа сверкает от пота, когда появляется тропинка. Она вся грязная, в колдобинах; большая её часть покрыта высокой травой и сорняками, от которых чешутся лодыжки. Мошки почти размером с пчёл кусают голую кожу.