Остров судьбы
Шрифт:
– Но мы же договаривались развернуться с остальными?
– В таком случае мы все уйдем на дно. Если корабль стоит параллельно вражескому борту – площадь поражения максимальная. Если же идем перпендикулярно – выстрелить и попасть может только ограниченное число пушек, часть которых ударится в область бушприта. А теперь посмотри, в какое решето превратились наши «партнеры».
– Ты прав, – ответил Адриан, оценивающе озирая пиратские суда. Одна мачта брига рухнула, а борт фрегата превратился в кашу. Шхуна араба тем временем осторожно шла далеко с фланга. – Значит, будет бой!
Прогромыхал
– Кэп, у нас пробоина!
– Пошлите плотников, пусть залатывают дыры, сколько смогут. И тащите абордажные кошки!
Вчера я шел в бой с поддержкой Клеща, и можно было отключить мозг, доверившись опытному игроку.. Сегодня же вся ответственность ложилась на меня… Дабы не ударить в грязь лицом, я стал размышлять, что еще можно предпринять для успешного боя. Конечно, в одиночку состав «Рапиры» ни за что не захватит такую громадину, поэтому вся надежда на арабскую шхуну. Но, что называется «нафармить опыта» – почему нет?
На линейном корабле оживились солдаты. Одни встали вдоль борта с пиками, другие примыкали штыки к мушкетам.
– Менестрелиус, – обратился я к новоиспеченному штурману. – У французов, вижу, есть пикинеры. Они помешают лезть на борт. Кроме того, наши веревки наверняка будут резать и рубить. Есть идеи, как иначе можно попасть на такой высокий борт?
– Пикинеров постараемся застрелить. –– Боцман провел пальцем по пистолетам под кушаком. – Еще у нас есть «скорпион», с помощью которого мы вобьем пару тросов пониже вражеского фальшборта, по ним наши ребята и заберутся. А теперь разрешите приступать, капитан? Время поджимает.
Я кивнул – негласный бой в виде перестрелки из мушкетов уже начинался, засвистели пули, загромыхали мушкеты. Французы возвышались на своей трехпалубной громадине: борт «Рапиры» отлично простреливался, в то время как враги скрывались за фальшбортом.
Не успел наш бриг врезаться во вражеский борт, как мы начали забрасывать крюки и дреки. Менестрелиус приказал бойцам вытащить нечто вроде большого арбалета. На него натянули огромный металлический болт с многочисленными заостренными ответвлениями, отчего тот походил на рыбью кость. К концу болта привязывался толстый трос.
Менестрелиус выстрелил. Болт глубоко вошел в обшивку «Журавля», и другой конец каната привязали к фальшборту нашего корабля. Народ уже вовсю карабкался к противнику. Некоторые неслись по бушприту, другие лезли по веревкам. Кто-то продолжал выцеливать французов из мушкетов. Я же продолжал наблюдать.
Боцман остановил троих пиратов.
– Парни, возьмите, – вручил он им ядра с торчащими фитилями. – Когда будете лезть, закиньте гранаты в их пушечные порты. Только поджечь не забудьте!
Спустя минуту бойцы выполнили приказ, и порты средней палубы озарились пламенем, раздалось несколько взрывов. Сам Менестрелиус повторил действия с арбалетом, и вскоре в борт французов впился еще один болт с тросом.
Адриан доложил, что выжившие
Французы были одеты в синие мундиры и в основном орудовали мушкетами со штык-ножами. Не самое удобное для корабельного боя оружие, но враги прекрасно справлялись и так. Перевес был не столько по уровням, сколько по количеству – линейные корабли вмещали до полутысячи людей.
Переступив через фальшборт, я выстрелил из пистолетов, а затем сразу же взялся за саблю. Из бизань-люка вылезал очередной француз, но лезвие моего клинка оборвало его карабканье. Затем я рубанул по солдату, который в суматохе пытался перезарядить пистолет. Замах получился настолько сильным, что француз потерял руку. В ярости он ударил меня рукоятью пистолета, но налетел на острие сабли, удачно выставленное мной, и умер. Тем временем в глазу потемнело. Левое предплечье пронзил новый поток боли – это чей-то штык-нож прошел по касательной.
Кто-то ударил меня прикладом в спину, и я рухнул на палубу, выронив клинок. В левый бок пришелся удар сапогом, от которого посыпались искры из глаз. Затем последовал пинок в спину. Где-то прогремел взрыв, и что-то больно впилось в ногу, вызывая жгучую пульсацию. Над головой сверкнул палаш, но тут же перед глазами вырос белый рукав – это Адриан принял на себя удар, предназначенный для моей шеи.
Когда я встал на ноги, то вспомнил, почему никогда не любил драться. Все тело будто горело от боли. Шкала здоровья показывала тридцать четыре процента. Возможно, еще немного, и я отправился бы на респаун, заколотый очередным солдатом. Но на палубу подоспел араб и его люди. Несмотря на скромный размер шхуны, численность пиратов араба была нешуточной. В восточных и пиратских пышных одеждах они высыпали на противоположный борт «Журавля», открыли огонь из пистолетов. Французы начали падать один за другим. Их капитан поднял руку с белым флагом, остальные солдаты сложили оружие и подняли руки кверху.
– Сулейман, опять тебе неймется? – выдохнул капитан. – Так и быть, забирай груз. Но нас ты не тронешь. Сам знаешь правила.
С одного из французских трупов выползла красная змейка, высунула язык, зашипела, после чего двинулась к арабу. Тот взял ее на руки и начал раздавать команды своим людям. Личный питомец?
– Ты не собираешься захватывать их корабль? – спросил я Сулеймана.
– Нет, не могу. Иначе их клан здорово меня прижучит. У нас есть договоренности, за рамки которых выходить нельзя.
– Тогда какого черта ты позвал сюда нас? Не реши я идти напролом, мой бриг затонул бы вместе с остальными.
– Ну, видишь ли, дружище… – Араб поправил тюрбан на голове. – Ты молодец, сообразил. И это позволило вам порубить французских ребят. Но несметных богатств я и не обещал.
– Тогда делись грузом, – сказал я, направив на него пистолет. Я даже не знал, был ли он заряжен, поскольку только поднял его с палубы. Мои люди последовали примеру и тоже направили ружья на Сулеймана и его бойцов.