Остров Южный Камуи
Шрифт:
— Ну, получается так, — согласился Саваки, которому оставалось только вымученно улыбнуться.
Ему самому радоваться было нечему. Правда, удалось отыскать два письма, но, сколько он их ни перечитывал, истинную причину самоубийства понять не мог. И позиция Току в этом деле его не удовлетворяла. Ну почему она действительно ни на кого не сердится?!
— Может, её как-то расшевелить? — предложил шеф, постукивая карандашом по столу. — Ты ведь завтра встретишься с той девицей, которой адресовано третье письмо?
— Это вы
— О ком же ещё? Мы же предполагаем, что, если бы на одно из писем пришёл ответ, парень не покончил бы с собой. Мать же должна кипеть гневом на тех, кто не послал ответа её сыну. Почему они этого не сделали?! Ты подлей масла в огонь, поддень её. Чтобы эта мамаша твоей Акико Симодзё в физиономию вцепилась. Вот такую фотографию мы бы тиснули! И подпись: «Гнев матери, у которой отняли сына».
— Но мы же пока не знаем, что именно отняло у неё сына.
— Так выясни побыстрее.
— Ясно, постараюсь, — пожал плечами Саваки и положил на стол перед шефом игрушечную обезьянку.
— Вот ещё, не могу понять, почему Синкити Ёсидзава прихватил с собой на тот свет эту игрушку.
— Дешёвый ширпотреб, — заметил шеф, взяв обезьянку своими толстыми пальцами. Оглядев игрушку со всех сторон, он повернул шпенёк. Обезьянка принялась колотить в тарелки. Может быть, оттого, что всё происходило в большом шумном рабочем помещении газеты, звук казался слабым — совсем не таким оглушительным, как там, в Хокурику.
— Всё очень просто, — сказал шеф, потирая подбородок.
Саваки, не уловив, что шеф имеет в виду, бросил на него недоумевающий взгляд.
— Дело в этой игрушке, — пояснил тот, потирая подбородок. — Это, конечно, подарок от любимой девушки. Поэтому он так им и дорожил, что хотел унести с собой в могилу. Думаю, подарок от этой самой Акико.
По тому уверенному тону, которым шеф высказал своё суждение, можно было предположить, что он уже мысленно нарисовал для себя некий образ Синкити Ёсидзавы. Добрый, порядочный, слабодушный молодой человек. Всё это напомнило Саваки разговор с Киитиро Фудзисимой. Тот, в своей обозревательской манере, определил наличие игрушки как символ феминизации мужчины, однако тот образ, о котором говорил Фудзисима, явно отличался от того, что имел в виду шеф.
Сам Саваки не стал бы судить так однозначно, как Фудзисима или шеф. Возможно, из-за того, что ему самому вообще свойственно было сомневаться. Из того, что он успел выяснить за время своего расследования, он затруднялся найти определение к характеру Синкити. Саваки своими глазами видел угрюмое море в Хокурику — то место, которое выбрал Синкити для самоубийства; он два дня провёл в разъездах и расспросах вместе с Току. После всего этого он не мог выносить упрощённые заключения, пребывая в сомнениях и нерешительности.
Взгляд его, в котором всё ещё читалась неуверенность, был прикован к замершей без движения обезьянке на столе. Действительно ли Синкити лишь потому
8
На следующий день, приехав на служебной машине в гостиницу за Току, Саваки невзначай поинтересовался у горничной, что та поделывает. По словам горничной, Току всё время сидела взаперти, на улицу не выходила.
— Я ей ещё посоветовала: вы хоть сходите в большой храм, поглядите на нашу бодхисатву, заступницу Каннон из Асакусы, — обращаясь к Саваки, недовольным тоном сказала горничная, которая, конечно, не знала обстоятельств, приведших Току в столицу.
Саваки представил себе выражение лица Току при этом разговоре. У неё всё время на лице эта застывшая маска. Хотел бы он знать, что там внутри, под этой маской. Саваки был не уверен, что сегодня удастся-таки её расшевелить.
Току спустилась со второго этажа, взглянула на Саваки и проронила, низко склонив голову:
— Ох, спасибо вам за заботы.
На лице её лежал отпечаток усталости. Глаза были красные. Наверное, ночью плохо спала. Однако, видя это, Саваки не стал зря тратить время на утешения и соболезнования, сразу же сопроводив женщину к машине. Коль скоро у Току нервы на пределе, может быть, всё и выйдет так, как предполагает шеф: возьмёт да и вцепится в девчонку. К тому же, если уж она так хочет прятать свои эмоции под стальными доспехами, то от неумелых соболезнований доспехи могут стать только прочнее. Саваки собирался сегодня предоставить Току свободу действий. Может быть, таким способом как раз и удастся выявить её истинную натуру.
На сей раз кондитерская Симодзё была открыта. Саваки со своей подопечной приехали около полудня. Наверное, потому в лавке было полно народу: в основном служащие расположенных поблизости компаний, мужчины и женщины, заглянувшие сюда в обеденный перерыв. Подождав, пока поток покупателей схлынет, Саваки зашёл вместе с Току в магазин. Он вручил немолодой женщине за прилавком свою визитную карточку и спросил, где найти Акико. Женщина посмотрела на карточку и перевела взгляд на его лицо, будто сравнивая.
— Дочка ещё со службы не вернулась, с фирмы своей, — сказала она.
По лицу хозяйки было видно, что в ней борются два чувства — любопытство и настороженное опасение. Наверное, в связи с тем, что на карточке написано название известной газеты. На вопрос, как можно встретиться с Акико, она ответила, что девушка должна вернуться после шести.
— Она две недели назад устроилась работать в торговую компанию М. в Маруноути, — пояснила женщина с явным чувством гордости за дочь, которая работает в столь известной фирме. Название района Маруноути она выговорила с особым прононсом, по которому можно было примерно определить и её возраст. Родилась она, вероятно, где-то в годы Тайсё.