Остров Южный Камуи
Шрифт:
— Да нет, он на такое был не способен. Встретитесь с ним — сами поймёте. Настоящий интеллигент, хотя носа особо не задирает. Хороший человек.
— И где же с этим хорошим человеком можно встретиться? Куда отправляться?
— Где он живёт, я не знаю, только он часто заходит в «Жюли». Такой маленький бар за станцией. Я там с ним и познакомился. Ещё он иногда сборники стихов своих продаёт возле памятника собачке Хатико в Сибуе. По пятьдесят йен экземпляр. Я тоже один купил, да что-то ничего там не понял.
Значит, продаёт стихи? Тагути припомнил, что сам несколько раз видел такого продавца стихов возле Хатико. Помнилось только, что мужчина высокий, худой, с виду вылитый хиппи. Видел-то он его мельком, когда проходил мимо. Так, случайные обрывки воспоминаний. Но если с ним встретиться, наверное, можно понять, что он за человек на самом деле. На прощанье Тагути спросил:
— Вы вчера здесь так и работали всю ночь?
Ёсимута неторопливо изрёк в ответ:
— Ну да. Только часика три вздремнул в том кресле.
4
Послав инспектора Судзуки ещё раз в турецкую баню с поручением, Тагути в одиночку направился к бару «Жюли», о котором упомянул Ёсимута. Заведение находилось в начале той улицы, на которой был обнаружено тело. На двери маленькой распивочной был приклеен листок бумаги с надписью «Согласно нашим правилам, лиц, не достигших восемнадцатилетнего возраста, не обслуживаем». Криво усмехнувшись, Тагути зашёл в бар.
В тесном полутёмном помещении было всего двое посетителей. Один, пожилой мужчина с усиками, пошучивал с хозяйкой за стойкой бара. Тагути взглянул на второго. Лицо этого молодого человека было ему знакомо. Длинные волосы, бородка… Он сидел за дальним столиком и покручивал в руках полупустой стакан. Перед ним на столе лежала книга с ярко-красным корешком. Подойдя поближе, Тагути прочитал название: «Бодлер. Стихотворения». Он сел напротив молодого человека.
— Господин Сакакибара, не так ли?
При этом вопросе юноша поднял голову. Может быть, оттого, что в зале было темно, лицо его казалось неестественно белым, но в потупленных глазах пряталась усмешка.
— Я из районного управления полиции Сибуя, — начал было Тагути, на что его собеседник, будто забегая вперёд, сразу бросил:
— Я сразу понял, что вы из полиции. Может, от инспектора или от полицейского пахнет по-особому?
— Может быть. Я внимания не обращал.
— А навозные жуки сами вони и не чувствуют.
— Что, не любишь полицию?
— Не очень-то. Строят из себя защитников справедливости. Объясняются всё таким официозным языком. А стоит только пойти против системы, совершить какое-нибудь пустячное нарушение, как уже все разговоры о справедливости отброшены — и тебя прессуют вовсю. Я сам участвовал в демонстрации протеста против визита Сато в Америку- так потом неделю отсидел.
— Ну-ну! — хмыкнул Тагути.
На это Сакакибара с ироничной усмешкой заметил:
— Ну чего вы строите такое несчастное лицо? Вы ж небось пришли меня допрашивать насчёт той убитой девушки? С того и начинайте.
— Пожалуй, так и есть.
Обернувшись к стойке, Тагути заказал пива. Он нахмурился в задумчивости — меж бровей пролегла складка. Однако, когда он снова повернулся к юному поэту, на лице уже светилась приветливая улыбка.
— Вообще-то встреча с тобой имеет прямое отношение к делу. Само дело мне интересно, значит, и ты тоже интересен, и встреча наша имеет смысл, если учесть, какой ты человек.
— Какой же?
— Ну, если судить по моему двадцатилетнему опыту работы в уголовном розыске, вот такие ироничные типы, как ты, на самом деле очень простодушны и непосредственны. Только они стыдятся своей непосредственности и норовят напялить маску циничного злодея или ироничного скептика.
— Значит, вы считаете, что я такой непосредственный? — слегка усмехнулся Сакакибара. Смех у него была какой-то женственный. Тагути обратил внимание, что и пальцы у юноши были длинные, тонкие, женственные — под стать его смеху. Пальцы, в которых чувствовалось изящество.
— Что же, двадцать лет работы вам такой нелепый примитивный взгляд на людей привили? — саркастически ухмыльнулся Сакакибара. — Человек — существо сложное. О нём вот так наотмашь, по первому впечатлению судить нельзя. А если у вас такая примитивная психология, то хоть бы и в нынешнем вашем расследовании вы никогда преступника не поймаете.
— Ты так говоришь, будто преступник тебе знаком, — заметил Тагути, откинувшись на стуле, и пристально посмотрел на собеседника.
Из-под лиловой рубашки виднелась впалая грудь. Губы были тонкие. В целом молодой человек производил впечатление натуры утончённой, нервической, и к тому же от него веяло каким-то холодком.
Сакакибара поставил бокал на стол, достал из кармана рубашки мятую сигарету, неторопливо её расправил и поднёс ко рту.
— Я не то чтобы знаю преступника, но знаю кое-что про обстоятельства дела…
5
Тагути отпил пива. Оно было тёплое и невкусное.
— Вот мы и хотели кое-что выяснить насчёт этих обстоятельств и уже выяснили, — сказал он, отставив кружку. — Значит, так. Задушена девица из турецкой бани. Зовут Кадзуко Ватанабэ. Возраст — двадцать один год. Была на ночном дежурстве. У неё два близких человека, мужчины. Один, владелец бумажной мастерской, должен был на ней жениться. Другой ты. Есть ещё какие-то дополнительные сведения, которые надо знать следствию?
— Вы самого главного не знаете.
— Да?