Остров женщин
Шрифт:
— Я думала, ты уехал раньше.
— Я уезжаю сегодня, — сердито повторил Оскар и добавил: — Виторио тогда все время был с нами, и я ничего не мог сказать. — Без слов было ясно, что он хочет сказать, стоило только посмотреть ему в глаза. — Ты для меня больше, чем друг, и значишь гораздо больше, чем Виторио или даже моя семья, поэтому я и пришел, и ничего странного в этом нет. А еще я хотел спросить: можно, я тебе напишу?
— Почему же нельзя? Пиши. — Я чувствовала себя очень взрослой и к тому же большой шутницей. — Ну ладно, пока.
Зачем я все это говорила? Хотела обидеть Оскара?
— Я думал, нам вдвоем очень хорошо, думал,
— Конечно, если ты мне напишешь, я тебе отвечу, так принято. — Эти банальные прощальные фразы меня раздражали. Я видела, он не знает, что еще сказать. Должна ли я ему помочь? Хочет ехать, пусть уезжает. В тот день, когда он сказал, что уедет, я выбросила его из головы до его возвращения. Я решила, что не хочу быть ничьей далекой сладостной мечтой, в том числе и студента медицинского факультета из Вальядолида. Мысль об этом меня развеселила. — Если ты вечером уезжаешь, тебе еще нужно собрать вещи.
— Ты для меня важнее, чем вещи, — заявил Оскар.
— Да что ты, не может быть!
— Значит, тебе все равно, что я уезжаю?
— Что за дурацкий вопрос! Представь, что я сказала бы: я не хочу, чтобы ты уезжал, останься. Ты бы остался?
— Если бы я был уверен, что ты действительно этого хочешь, то да, остался бы.
Мы вымучили еще несколько фраз. Наконец я сказала, что у меня дома дела. «Интересно, попытается ли он меня поцеловать? — злорадно подумала я. — Если попытается, я разрешу». Бедный Оскар! Он пожал мне руку и еще раз попросил, чтобы я ему писала. Когда он ушел, я с облегчением вздохнула. Я полностью владела ситуацией. Только вот какой ситуацией?
В выходные позвонил Виторио. Погода была плохая, и мы отправились в Сан-Роман в кино, а после фильма зашли в кафе поесть мороженого, потому что дождь лил как из ведра. Я заказала тутти-фрутти. Виторио старательно за мной ухаживал, и я впервые отметила, что он красивый. Он поступил на факультет права в Летоне, а я — на факультет общественных наук, и то, что мы оба остались дома и учились в одном месте, сближало нас, но иначе, чем раньше. Мы уже не были просто знакомыми, у нас появилось много общего. После занятий можно зайти куда-нибудь выпить вина, мы вместе будем ездить туда и обратно на поезде. Весьма привлекательно.
Мануэла сказала, что отец строит новый дом рядом с домом своих родителей. «Наверняка он просто расширяет старый», — заметила мама. «Нет, это настоящий дом, все как положено, — сказала Мануэла — Я знаю, потому что водопровод там делает мой деверь. По обе стороны спальни — две ванны, и в каждую своя дверь». «А зачем ему две ванны?» — спросил Фернандито. «Откуда мне знать; что сказал деверь, то я и передаю», — ответила Мануэла, как мне показалось, слегка насмешливо.
Это было здорово — весь триместр ездить с Виторио на поезде. Оскар прислал длинное письмо, я коротко ему ответила и через пятнадцать дней получила еще одно: «Обещала писать, а прислала только открытку. Ты мне ничего не рассказываешь — что делаешь, с кем встречаешься. Я очень по тебе скучаю». Я написала, что хотела бы быть похожей на девушек из «Как выйти замуж за миллионера» [53] — носить узкие юбки и без конца болтать по телефону. Это письмо, более длинное, было рассчитано на то, чтобы разочаровать его или, наоборот, очаровать. И что со мной творилось? Я много времени проводила с Виторио, он был живее и раскованнее Оскара. В кино он брал меня за руку, и мне это нравилось. Незадолго до Рождества мы впервые поцеловались прямо у дверей нашего дома, и Виторио спросил:
53
«Как выйти замуж за миллионера» — американская комедия с участием Мэрилин Монро (1953).
— А когда Оскар приедет, что мы ему скажем?
— О чем скажем?
— Ну, обо всем этом.
— Что-нибудь придумаем.
Тогда Виторио сказал:
— Оскара ты любишь, но я-то тебе нравлюсь?
— Ты ничего не понимаешь, — ответила я, — нравитесь вы мне по-разному, а люблю я вас одинаково.
Виторио, стараясь казаться равнодушным, хотя это ему плохо удавалось, спросил:
— Выходит, поцелуй ничего для тебя не значит? А я думал, первый поцелуй и все такое…
Я преувеличенно громко расхохоталась.
— Что за глупость! И придет же такое в голову!
Виторио был не таким тонким, как Оскар, и мой вызывающий тон ему не понравился. Видно было, что он обескуражен. Вдруг он показался мне до крайности нелепым, да и я сама тоже. Откуда взялись эти фальшивые фразы? Скрывались ли за ними другие, искренние? Можно ли чувствовать, что притворяешься, и одновременно быть уверенной, что ничего другого говорить и не собиралась? Если бы в тот момент я хотела сказать «Я люблю тебя», а сказала бы «Я тебя не люблю», все было бы просто — это было бы ложью или притворством, и больше ничего. Странность заключалась в том, что я ощущала, что притворяюсь, что не говорю Виторио правды, а вот какое чувство в данном случае является настоящим, я не понимала. Наконец я решила, что в такой сомнительной ситуации лучше сохранить дружеские отношения, чем вступать в любовные, пока для меня неведомые, и сказала:
— Мы расскажем Оскару правду, про поцелуй и про все. Мы не сделали ничего такого, о чем он не должен знать.
На том мы и расстались и встретились все втроем накануне Нового года. Нам всем было не по себе, и домой я вернулась в каком-то тягостном настроении. Пусть сами разбираются, подумала я, в конце концов, это их дело. На какое-то время это меня успокоило, но радости не добавило, потому что праздники я провела дома одна. Они словно боялись предать друг друга, и в результате ни один не решался повидаться со мной наедине.
Мы с Виторио встретились, только когда начались занятия.
— Где ты пропадал? — спросила я. Мне приятно было его замешательство, но в то же время я чувствовала себя неловко и по-прежнему не понимала, что со мной происходит.
Это было неприятно, и я в который раз попыталась объяснить себе сложившуюся ситуацию: видимо, я, сама того не желая, ранила их мужское самолюбие, а это значит, что ни один из них по-настоящему меня не любил и я правильно сделала, что не стала торопиться.
От такого вывода я воспрянула духом и решила проверить на Виолете, насколько действенным может быть мое напускное равнодушие.
— Я совсем не привлекательная, правда, Виолета? — сказала я. — Не уродина, конечно, что-то во мне есть, но до тебя мне далеко. А с парнями я скучаю, не знаю почему.
— Со всеми? — спросила Виолета.
— Да, со всеми, с одними меньше, с другими больше, но в конце концов они все мне надоедают. Какие-то серые, неинтересные, поговорить с ними не о чем…