Остров Зомби
Шрифт:
— По своей личной милости и безграничной власти отпускаю всех троих на свободу в честь Конференции стран Третьего мира по природным ресурсам, или как она там называлась. Освобождаю вас в соответствии с данными нам неограниченными правами.
— А вот этот — шпион, — прошептал министр обороны, указывая на мужчину в синем блейзере, белых брюках и соломенной шляпе. — Английский шпион.
— Но я уже освободил его. Почему мне не сказали раньше? Теперь надо найти другой повод его повесить.
— Это мало что изменит. Страна кишит шпионами. Их не меньше сотни со всего мира и даже из других мест.
— Мне это известно, — сердито проговорил Корасон.
Он не мог иначе ответить: на Бакье человек, признавшийся в том, что он чего-то не знает, признавался в своей слабости, а это — конец.
— Вам известно, что они стреляют друг в друга по всей Сьюдад Нативидадо? Нашей столице?
— Знаю, — важно признал Корасон.
— А то, что наша армия, господин президент, с трудом поддерживает порядок на улицах? Все страны прислали сюда своих лучших тайных агентов и наемных убийц, все хотят заполучить наше драгоценное оружие, — сказал министр обороны, указывая на черный ящик с циферблатами. — Отель «Астарз» забит ими. Они рвутся к нашему оружию.
— Кого здесь больше всех?
— Русских.
— Тогда следует обвинить ЦРУ в том, что они вмешиваются в наши внутренние дела.
— Но у американцев здесь только один агент, да и тот без оружия. Американцы боятся собственного народа. Слабаки.
— Устроим суд, — сказал, широко улыбаясь, Корасон. — Лучший на островах Карибского моря. Будет присутствовать сотня заседателей и пять судей. Когда придет время, они поднимутся и запоют: «Виновен, виновен, виновен». И мы вздернем африканского шпиона.
— А мне можно будет взять его часы? — спросил новый министр юстиции. — Министр сельского хозяйства себе уже взял.
Корасон ненадолго задумался. Если американский шпион — тот седовласый джентльмен средних лет, что называет себя геологом, то у него должен быть золотой «ролекс». Очень хорошие часы.
— Нельзя, — ответил он. — Его часы — собственность государства.
Суд состоялся в тот самый день, когда американца впервые пригласили во дворец президента. Сочли, что сто присяжных — слишком много, они будут только мешать друг другу, и сошлись на пяти. Корасон слышал, что в Америке любят приглашать присяжных разных рас, и поэтому среди них было трое русских. Как он заявил перед телевизионной камерой, «белый он и есть белый».
Приговор не принес никаких неожиданностей и был единодушен: виновен. В тот же день американца повесили. Каждому члену суда присяжных Корасон вручил браслет из морских ракушек, купленный в магазине сувениров на первом этаже отеля «Астарз». Двое присяжных, оба русские, пожелали увидеть, как действует знаменитый аппарат президента. Они столько о нем слышали и ужасно хотели бы на него взглянуть, пока его не похитили подлые американские агенты капитализма и империализма из ЦРУ.
Корасон рассмеялся и неожиданно согласился — обещал, что покажет. Он отправил их на дальний берег острова и ждал, когда его люди вернутся с сообщением, что с русскими покончено. Но его люди не вернулись. О, тут требуется осторожность!
Корасон пригласил к себе русского посла и предложил заключить своеобразный мирный договор: каждый, кто сумеет выжить на острове в единоборстве с солдатами Корасона, будет окружен почетом и уважением. Так он понимал договор о дружбе и сотрудничестве.
Новость о заключенном Бакьей и Россией мирном договоре достигла Вашингтона одновременно с сообщением о казни «американского шпиона».
Комментатор крупнейшей телевизионной станции с легким виргинским акцентом и лицом праведника, которое слегка портила тяжеловатая челюсть, задал в эфир вопрос: «Когда наконец Америка перестанет терпеть поражение за поражением, засылая повсюду негодных агентов, и станет нравственным лидером мира, на что погрязшая в грехах Россия не может и надеяться?»
Приблизительно в то же время, когда комментатор, который очень любил навешивать ярлыки, но не умел различать, что хорошо, а что плохо, закончил передачу, на липкий от жары асфальт аэропорта Бакьи небрежно швырнули лакированный сундук — событие, благодаря которому престиж Америки получил шанс снова взлететь высоко.
Сундук был один из уже упоминавшихся четырнадцати; они были тщательно окрашены в разные цвета и их отполированные деревянные стенки горели на солнце. Тот, с которым обошлись так небрежно, покрывал зеленый лак. Носильщику и в голову не пришло, что старичок с азиатской внешностью и путешествующий к тому же с американским паспортом может оказаться важной птицей. Тем более что у носильщика возникло безотлагательное дело — ему надо было срочно рассказать армейскому капитану, стоящему под крылом самолета, как великолепно смешивает его троюродный брат кокосовое молоко с ромом. Напиток получается — первый класс, глаза на лоб лезут.
— Вы уронили один из моих сундуков, — сказал Чиун носильщику.
Вид у старика был самый миролюбивый. Шедший рядом с ним Римо нес в руках небольшую сумку, в которой было все необходимое: запасные носки, рубашка, шорты. Если он задерживался где-нибудь более, чем на день, то покупал все нужное на месте. Сейчас на нем были серые летние брюки и черная тенниска. Местный аэродром ему не понравился: сверкал алюминием, как новенькая плошка, которую уронили в ржавое болото. Вокруг аэродрома росло несколько пальм. Вдали темнели горы, там, наверное, жили те великие целители вуду, о которых по свету ходили легенды. Прислушавшись, Римо услышал мерный стук барабана, который звучал непрерывно, словно невидимое сердце острова. Оглядевшись, Римо презрительно фыркнул. Подумаешь, еще один заурядный карибский диктатор. Да пошел он к черту! Это шоу Чиуна, и если Соединенные Штаты финансировали представление, пусть узнают, что такое Мастер Синанджу.
Римо не слишком разбирался в дипломатии, но был уверен, что устрашающие приемы династии Мин здесь вряд ли пройдут. А впрочем, как знать. Засунув руки в карманы брюк, Римо наблюдал, как развиваются события между Чиуном, капитаном и носильщиком.
— Уронили мой сундук, — заявил Чиун.
Капитан в новенькой фуражке с золотым кантом и новых черных армейских ботинках, сверкавших так ярко, что в них можно было смотреться, как в зеркало, был тяжелее старого корейца фунтов на сто, пятьдесят из которых приходились на свисавший с черного пояса живот. Он тоже знал, что старик-азиат путешествует с американским паспортом, и потому презрительно сплюнул на асфальт.
— Послушай, что я тебе скажу, янки. Я вас всех не люблю, но желтых янки особенно.
— Уронили мой сундук, — повторил Чиун.
— Ты говоришь с капитаном армии Бакьи. Ну-ка покажи мне свое уважение. Поклонись!
Длинные пальцы Мастера Синанджу спрятались в кимоно. Он заговорил медоточивым голосом.
— Как ужасно, — произнес он, — что вокруг мало народу — некому будет послушать ваш прекрасный голос.
— Ты чего? — насторожился капитан.
— Пожалуй, двину я этого старого осла хорошенько, ладно? — предложил носильщик.