Остров
Шрифт:
– Конечно.
– Удивительно.
– Чему же тут удивляться?
– Хотя бы тому, что даже девушкам здесь все позволяется.
– Но один вид любви не исключает другой.
– И оба вида узаконены?
– Разумеется.
– Значит, никто бы не осудил Муругана, если бы он заинтересовался другим юношей в пижаме?
– Да, если бы они при этом были добрыми друзьями.
– Но, к сожалению, – сказала Радха, – рани сделала все, чтобы он интересовался только ею. Ею и собой.
– И никаких юношей?
– Возможно, сейчас кто-то есть. Не знаю. Но тогда – это я знаю
– Три недели назад, – сказал Ранга, – он и рани были во дворце в Шивапураме. Они пригласили нас, студентов университета, и Муруган изложил свои идеи о нефти, индустриализации, телевидении, вооружении и о Крестовом Походе Духа.
– Ему удалось кого-нибудь обратить?
Ранга покачал головой.
– Кому же захочется променять богатую, бесконечно интересную, добрую жизнь на дурную, бедную и неизмеримо скучную? Мы не нуждаемся ни в ваших быстроходных катерах, ни в телевидении. Еще менее нам нужны ваши войны и революции, ваши восстания и политические призывы, и ваша метафизическая чушь из Рима или Москвы. Вы когда-либо слышали о мэйтхуне? – спросил он.
– Мэйтхуне? – спросил он. – Что это такое?
– Обратимся сначала к истории, – ответил Ранга и с солидностью и педантизмом студента, который читает доклад о вещах, недавно им изученных, принялся рассказывать: – Буддизм был занесен на Палу около двенадцати веков назад, но не с Цейлона, а из Бенгалии; была и вторая волна: через Бенгалию из Тибета. Поэтому на Пале исповедуют махаяна-буддизм, насквозь пронизанный тантрой. Вам известно, что такое тантра?
Уилл признался, что имеет о тантре весьма туманное представление.
– Сказать правду, – заявил Ранга со смешком, пробившимся сквозь скорлупу лекторского педантизма, – я и сам знаю не больше вашего. О тантре можно говорить долго, там немало глупостей и предрассудков, которые не стоят внимания. Но есть и здоровая основа. Тантристы не отрицают существования мира, ни его ценности, не стремятся достичь нирваны, чтобы спрятаться от жизни, подобно монахам южной школы. Напротив, они принимают мир и используют все – начиная с собственных поступков и включая зрительные, слуховые, осязательные, вкусовые впечатления, – чтобы освободиться из тюрьмы собственного «я».
– Звучит неплохо, – скептически вежливо заметил Уилл.
– Но мы на этом не останавливаемся, – заявил Ранга, и студенческий педантизм растворился в горячности юношеского прозелитизма, – и здесь-то и видна разница между вашей и нашей философией. Западные философы, даже лучшие из них, всего лишь неплохие говоруны. Восточным философам зачастую недостает красноречия. Но это не важно. Цель их философии – не слова. Восточная философия прагматична и действенна. Она подобна философии современной физики, однако рассматривает предметы, относящиеся к психологии, и приводит к трансцендентальным результатам. Ваши метафизики, утверждая что-либо о природе человека и о вселенной,
– Tat tvam asi, – повторил Уилл.
– Это кажется утверждением из области метафизики; но в действительности это касается психологического опыта, причем наши философы учат, что нужно сделать, чтобы этот опыт пережить самому и убедиться в истинности высказывания. Средства эти называются йога, дхьяна или дзен, а в особых случаях – мэйтхуна.
– Итак, мы возвращаемся к моему вопросу. Что же такое мэйтхуна?
– Вам следует спросить об этом Радху.
– Так что же это? – обратился Уилл к маленькой сиделке.
– Мэйтхуна, – серьезно ответила девушка, – это йога любви.
– Для посвященных или профанов?
– Не имеет значения.
– Видите ли, – пояснил Ранга, – прибегая к мэйтхуне, вы из профана делаетесь посвященным.
– Буддхатван йоша йонисаншритан, – процитировала девушка.
– Только не на санскрите! Что значат эти слова?
– Как переводится буддхатван, Ранга?
– Буддоподобность, буддоподобие; или состояние просветленности.
Радха кивнула и вновь обратилась к Уиллу.
– Это означает буддоподобие, пребывающее в йони.
– В йони?
Уилл вспомнил маленькие каменные эмблемы Вечной Женственности, которые он купил как сувениры для девиц-секретарш у горбатого продавца bondieuseries в Бенаресе. Восемь анн с изображением черных йони, двенадцать – с почитающимися более священными йони-лингам.
– В буквальном смысле – в йони? Или метафорически?
– Что за нелепый вопрос! – воскликнула маленькая сиделка и звонко, от всей души, расхохоталась. – Кто же занимается любовью метафорически? Буддхатван йони йонисаншритан, – повторила она. – Полнее и буквальнее не скажешь.
– Вы когда-нибудь слышали об обществе Онейда? – спросил Ранга.
Уилл кивнул. Он был знаком с одним американским историком, который специально изучал общества, возникавшие в девятнадцатом веке.
– Но откуда вы о нем знаете?
– О нем упоминается во всех наших учебниках философии. По существу, мэйтхуна – это то, что в обществе Онейда называлось Мужским Воздержанием и чему римские католики дали наименование coitus reservatus[19].
– Резерватус, – повторила маленькая сиделка, – слышать не могу без смеха это слово. Какой зарезервированный молодой человек!
По обе стороны ослепительной белозубой улыбки вновь появились ямочки.
– Не дурачься, – строго сказал Ранга, – все это очень серьезно.
– Но «резерватус» и вправду такое смешное слово! – оправдывалась девушка.
– Короче говоря, – заключил Уилл, – это контроль над рождаемостью без применения контрацептивов.
– Но этим дело не ограничивается, – сказал Ранга. – Мэйтхуна означает нечто еще, гораздо более важное.
Юный педант вновь заявил о себе.
– Вспомните, – настойчиво продолжал Ранга, – вспомните, что особенно подчеркивал Фрейд.