Остров
Шрифт:
– Как вы могли на меня смотреть? – спросила она. – Вы ушли, чтобы отдохнуть.
– Ушел добровольно или меня заставили?
– Заставили? Вовсе нет, – она покачала головой. – Правильней будет сказать: сопроводили, помогли.
Они помолчали.
– Вы когда-нибудь пытались заняться делом, когда рядом крутится ребенок? – спросила Сьюзила.
Уилл рассказал, как однажды сын соседей по дому предложил ему помочь покрасить мебель в столовой, и рассмеялся, вспомнив свое раздражение.
– Бедный малыш! – отозвалась Сьюзила. – Ему
– Но пятна краски на ковре, испачканные стены...
– И в конце концов вы от него избавились. «Ступай отсюда, малыш! Иди поиграй в саду!»
Они вновь помолчали.
– Ну и что же? – спросил наконец Уилл.
– А вы не понимаете?
Уилл покачал головой.
– Если вы больны или ранены, кто вас лечит? Кто исцеляет раны, борется с инфекцией? Разве вы сами?
– А кто?
– Но, может быть, все это делаете вы? Человек, страдающий от боли, и размышляющий о грехе, о деньгах и о будущем! Разве вы в состоянии сделать самое необходимое?
– О, теперь я вижу, к чему вы клоните.
– Наконец-то! – засмеялась она.
– Вы отправили меня погулять в саду, пока взрослые работали без помех... Но кто же эти взрослые?
– Этот вопрос следует задать не мне, а нейротеологу.
– Кому?
– Нейротеологу. То есть тому, кто способен мыслить о людях и в категориях Чистой, Светлой Пустоты, и в понятиях науки о нервной системе. Взрослый человек – это сочетание Души и физиологии.
– А дети?
– А дети – это такие маленькие создания, которые воображают, будто знают все лучше взрослых.
– И потому их отсылают играть.
– Вот именно.
– Так принято поступать на Пале?
– Да, так принято, – подтвердила Сьюзила. – Ваши врачи отсылают детей, отравляя их барбитуратами. А мы это делаем, рассказывая о соборах и галках. – Голос ее снова сделался певучим. – Об облаках, плывущих в небе, и белых лебедях, скользящих по темной, гладкой, неодолимой реке жизни.
– Ладно, ладно, – запротестовал Уилл, – хватит с меня!
Улыбка озарила смуглое лицо Сьюзилы, и она расхохоталась. Уилл смотрел на нее с изумлением. Перед ним был совсем другой человек, совершенно иная Сьюзила Макфэйл – веселая, лукавая, ироничная.
– Знаю я ваши фокусы, – добавил Уилл, тоже засмеявшись.
– Фокусы? – Сьюзила, все еще смеясь, покачала головой. – Сейчас я объясню, как это делается.
– Я уже знаю, как это делается. И знаю, как это помогает. Поэтому, при необходимости, разрешаю вам опять прибегнуть к испытанному средству.
– Хотите, – посерьезнев, предложила она, – я научу вас нажимать на собственные клавиши? Нас этому учат в начальной школе. Три главных предмета плюс основы С. О.
– А это что такое?
– Самоопределение. Или так называемое Управление неизбежностью.
– Управление неизбежностью? – Уилл с удивлением приподнял брови.
– Нет-нет, – предупредила его Сьюзила, – мы вовсе не такие глупцы, какими вы готовы нас счесть. Мы прекрасно сознаем,
– И вы управляете ею, нажимая на клавиши?
– Да, нажимая на клавиши, а также стараясь предвидеть, что должно произойти.
– И удается?
– Во многих случаях – да.
– Как просто! – не без иронии заметил Уилл.
– На удивление просто, – согласилась Сьюзила. – И, насколько мне известно, только у нас, на Пале, преподают детям этот предмет. Ваши педагоги знакомят детей с правилами поведения, и этим все ограничивается. Веди себя хорошо, говорят они. Но как этого достичь? Никто не задается подобными вопросами. Детей понукают и наказывают.
– Чистейший идиотизм, – согласился Уилл, вспоминая мистера Крэбба, хозяина пансиона, разглагольствовавшего об онанизме, битье линейкой по рукам, еженедельные проповеди и покаянные службы. «Проклят возлегший с женой своего соседа. Аминь».
– Дети, всерьез воспринимая либо не воспринимая этот идиотизм, вырастают несчастными грешниками или циниками, марксистами или папистами. Неудивительно, что у вас тысячи тюрем, церквей и партячеек.
– А здесь, на Пале, нет ни церквей, ни партячеек, ни тюрем?
– У нас нет ни Алькатразов, ни Билли Грэхемов, ни Мао Цзедунов, ни мадонн из Фатимы. Ни ада на земле, ни христианского пирога в небе, ни коммунистического пирога в двадцать втором веке. Только люди, пытающиеся жить с максимальной полнотой «здесь и теперь», а не где-то там еще – в другом времени и другом, воображаемом мире, как это делается у вас. И это не ваша вина. Вы вынуждены так жить, потому что действительность разочаровывает. Это так, ибо вы не умеете преодолевать разрыв между теорией и практикой, между решениями и вашим реальным поведением.
– «Доброго, которого хочу, не делаю, а злое, которого не хочу, делаю», – процитировал Уилл.
– Чьи это слова?
– Это сказал изобретатель христианства, апостол Павел.
– Вы обладаете высочайшими идеалами, но не знаете, как претворить их в жизнь.
– Зато мы знаем, что это сделал Некто сверхъестественным путем.
И Уилл запел:
Источник полон пред тобой:Струится кровь Христова;Омойся, грешник, кровью той,И будешь чист ты снова.– Вот поистине непристойность! – Сьюзила заткнула уши.
– Любимый гимн моего хозяина, – пояснил Уилл. – Мы пели его раз в неделю, когда я учился в школе.
– Слава Богу, – сказала она, – в буддизме нет никакой крови. Гаутама прожил около восьмидесяти лет и умер оттого, что был слишком вежлив и не мог отказаться от дурной пищи. Насильственная смерть всегда взывает к насильственной смерти. «Если ты не веришь, что будешь искуплен кровью искупителя, я утоплю тебя в твоей собственной крови». В прошлом году я в Шивапураме изучала историю христианства. – Сьюзила поежилась. – Какой ужас! И все оттого, что этот бедняга не знал, как воплотить свои добрые намерения.