Остров
Шрифт:
— Никто не нарушил молчания, потом все взгляды обратились к морю и к фрегату. Он увеличивался с каждой минутой, и каждый квадратный фут его палубы нес им смерть.
— Ну, каков твой план? — спросил Смэдж, дерзко выставив вперед свой длинный нос.
— Мой план? — мрачно переспросил Маклеод.
— Надо же что — то делать, — пояснил Смэдж. Страх перед фрегатом придал ему смелости, и он отважился противоречить даже самому Маклеоду. — Ссадил с корабля капитана, так сам берись за руль.
Матросы одобрительно зашумели. Маклеод лихо подпер костлявое бедро рукой и обвел присутствующих презрительным взглядом.
— Уважаемые! — медленно процедил он, язвительно улыбнувшись. — Вы лишились вашего капитана. Но не рассчитывайте что я его вам заменю. Не любитель я всяких галунов и нашивок. И сейчас я вам вот что скажу. Если здешним парням требуется папочка, чтобы учить их уму — разуму, то просьба ко мне за советами не обращаться. Зарубите это себе на носу, уважаемые: я вам не папаша, ничей я не папаша. И нет у меня никаких планов. — Он замолк, вызывающе взглянул на матросов и продолжал: — А план мы должны выработать сообща.
Молчание, воцарившееся после этих слов, нарушил Парсел.
— У меня есть одно предложение, — вежливо проговорил он.
Все обернулись к нему. Парсел сидел так тихо под низенькой пальмой с ружьем на коленях, глядя в подзорную трубу на фрегат, что матросы совсем забыли о его существовании. И сейчас сочли его присутствие неуместным. По их мнению, было бы куда естественнее, если бы он последовал за Мэсоном. Об этом красноречиво свидетельствовало настороженное молчание, с каким были встречены его слова. Но Парсел твердо проговорил:
— Само собой разумеется, если вы не хотите выслушать мое предложение, я готов уйти.
— Парсел, — важно произнес Маклеод и поглядел на матросов, как бы призывая их в свидетели, — я уже говорил Мэсону, что каждый из нас имеет право высказывать свое мнение, и вы в том числе.
— Так вот, — начал Парсел, — норд-вест, по-моему, крепчает, море разгулялось, и я считаю, что фрегат не рискнет бросить якорь в нашей бухте и спустить шлюпки на воду.
Все взгляды, как по команде, обратились в сторону океана, по которому гуляла крупная волна. Потом Джонсон покачал головой и проговорил своим надтреснутым голосом:
— Не страшнее, чем в день нашей высадки.
Послышались возражения, но какие — то робкие: никто не смел надеяться, каждый боялся выразить вслух свои надежды, опасаясь разгневать судьбу.
— Что касается ружей, — продолжал Парсел, — Маклеод прав. Прибегать к ним равносильно самоубийству. Вот что я вам предлагаю. Если люди с фрегата высадятся, надо, чтобы на вершине утеса показались таитяне, пусть они испускают воинственные крики и, в случае надобности, швыряют камни. Тогда на фрегате решат, что придется иметь дело только с туземцами.
Матросы молчали, и лишь Смэдж злобно прошипел:
— Не вижу никакой разницы между этим планом и планом Масона.
— И я тоже, — подхватил Уайт, него угольно — черные глаза неприязненно глянули на Парсела из — под нависших век. Маклеод молчал, покусывая нижнюю губу.
— Нет, разница есть, — сказал Парсел. — Когда мы покидали Лондон, нам вручили приказ адмиралтейства, запрещающий высаживаться в Океании на тех островах, где жители ведут себя враждебно в отношении британцев.
— И вы сами читали эту инструкцию, Парсел? — медленно проговорил Маклеод.
— Да, читал, — отозвался Парсел.
Он тоже не спускал с Маклеода своих синих прозрачных глаз и мужественно выдержал его взгляд, думая про себя: «Да простит мне господь бог эту ложь».
— Тогда я за, — сказал Бэкер.
— И я за, — подхватил Джонс.
Остальные молчали. Парсел посмотрел на матросов. Хант уставился куда — то вдаль своими крошечными светло — голубыми глазками. Он ни слова не понял из, того, что говорилось вокруг, и только поворачивался к Маклеоду, как бы призывая его на помощь. Джонсон одобрительно качал головой, но украдкой косился на Маклеода, и Парсел догадался, что старик не смеет вы — сказать своего мнения, прежде чем не заговорит шотландец. Уайт и Смэдж колебались. Оба так враждебно относились к Парселу, что не желали одобрять его предложение. И ждали, когда выскажется Маклеод. «Если у нас здесь парламент, — вдруг озарило Парсела, — то в парламенте этом верховодит Маклеод».
— Что ж, — медленно проговорил Маклеод, — ваш план. Парсел, был бы неплох, не валяйся здесь на песке этот проклятый «Блоссом», и, хотя его порядком поразобрали, надпись на корме еще осталась, и через двадцать минут команда фрегата запросто разберет ее в подзорную трубу. А когда этот сукин сын капитан увидит надпись, уж поверьте мне, он тут же и призадумается. А вдруг ему в башку придет, что черномазые с острова взяли да перерезали парней с «Блоссома». Тут уж я не удивлюсь, если он решит нас проведать, пускай черномазые хоть целые глыбы на них валят.
— Ну и что тогда? — спросил Смэдж.
— Тогда, — ответил Маклеод, — вот мое мнение: сначала надо поступить так, как советует Парсел, но если парни с фрегата к нам все
— таки пожалуют, придется нам удирать через джунгли на гору с женщинами, провиантом и ружьями.
Он остановился, понюхал воздух и посмотрел на море. Верно ли норд-вест крепчает, или это только так кажется?
— Почему на гору ? — спросил Смэдж.
— Там вода.
— А какого черта нам лезть в джунгли?
— Чтобы их обмануть, — презрительно бросил Маклеод.
Потом он вдруг побагровел, склонил к Смэджу свой длинный торс и бешено крикнул:
— Господи Иисусе! Ты что ж, значит, так ничего и не понял? Что у тебя в башке? Пусто? Кто же тебе оттуда все мозги вытряхнул? Может, у тебя раковина вместо головы? Неужто ты не соображаешь, что нам нельзя драться с этими гадами, потому что, если мы начнем драться, всем нам каюк!
— Тогда зачем же ружья? — спросил Смэдж.
Маклеод выпрямился и продолжал язвительным тоном: